Ангола: неизвестная война - [24]

Потом был суд. «Южно-Африканская Республика против Пестрецова Н. Ф.». Никакой защиты, только обвинение. Короткий, как выстрел приговор: за убийство солдат армии ЮАР — 100 лет каторги. Но Николай Федорович верил: далекая Родина помнит о нем, его не бросят, помогут. Не знал он только, что на все запросы МИДа направляемые окольными путями (между странами не было дипотношений) ответ был один: «среди заключенных не значится».

Однажды блеснул луч надежды. В камеру к Пестрецову пришел тюремный начальник. Показал тельняшку, в которой тот попал в плен: твоя? Кивнул утвердительно. Ты десантник? Пестрецов пожал плечами, пусть думают, что хотят. Визит имел неожиданное продолжение. Той же ночью его перевезли из Йоханнесбурга в тюрьму Кейптауна. Сняли кандалы, впервые за многие месяцы заключения по-человечески накормили, дали сигареты. А когда в камеру принесли радиоприемник, Николай Федорович и вовсе воспрял духом.

А случилось вот что. Один из боевых кораблей Северного флота, несших боевую службу в Южной Атлантике, ожидал в нейтральных водах близ Кейптауна танкер для дозаправки топливом. Танкер шел из Луанды, но из-за шторма запаздывал. А БДК мозолил глаза юаровской береговой охране. Та закидывали начальство тревожными телеграммами. Какой-то не шибко головастый начальник связал появление у берегов своей страны мощного боевого корабля ВМФ СССР с десантом на борту с заключенным советским военнослужащим. И юаровцы… испугались! Они перевели пленника поближе, чтобы в случае чего, видимо, обменять его на свою безопасность.

Но обо всем этом Николай Федорович узнал много позже уже на Родине. Когда его действительно обменяли. На сбитого силами ПВО Анголы южноафриканского летчика. Произошло это 12 ноября 1982 года, спустя почти пятнадцать месяцев после пленения. А тогда высадка русского десанта не состоялось. БДК, дождавшись танкера, заправился и пошел дальше. А пленного снова заковали в кандалы и перевезли подальше, в Йоханнесбург. Продолжали обрабатывать. В промежутках между издевательствами подсылали настойчивых «представителей» украинской и литовской общин Йоханнесбурга, расписывающих прелести «свободной» жизни. Не раз предлагали и подписать просьбу «об отказе от убеждений и предоставлении политического убежища». Но Николай Федорович продолжал надеяться и верить в свою далекую Родину.

Помогли Пестрецову не настойчивые запросы из Москвы, которые режим «апартеида» игнорировал, а случай. В его камере перегорела лампочка. Охранник, громадный белый детина, не стал марать руки и вызвал чернокожего африканца в спецовке. Тот, улучив момент, что-то шепотом спросил на африкаанс. Николай Федорович быстро ответил по-португальски: «совьетику, руссу». Так о нем узнали активисты АНК, которые сообщили о «секретном» пленнике представителям Международного Красного Креста в ЮАР. Дело было предано огласке, факты попали в международную прессу. Наше правительство официально обратилось в Красный Крест с просьбой о содействии. После этого стало легче, прапорщика перестали бить, начали выдавать сигареты и лучше кормить. Даже разрешили написать домой.

С этим периодом заточения в южноафриканской тюрьме у Пестрецова связаны и… приятные воспоминания. К нему вместо изуверов-буров приставили нового охранника. Им оказался, Бог знает как попавший в ЮАР, американец по имени Дени. Наемник, прошедший Вьетнам, Родезию. Видимо, в Николае Пестрецове, своем одногодке и «коллеге» он увидел настоящую родственную душу. Дни дежурства Дени стали для Николая своеобразной отдушиной. Тот никогда не закрывал дверь камеры, угощал узника сигаретами и даже как-то притащил бутылку виски. Общались при помощи принесенного Дени англо-русского словаря, перемежая английские слова с португальскими. Как-то за стаканом крепкого «бурбона» возник даже план побега. Всего за тысячу «баксов» американец предложил вытащить «коллегу» из застенка.

За месяц до освобождения представитель администрации тюрьмы неожиданно предложил Николаю захоронить останки жены и трех других соотечественников. Оказывается, методичные южноафриканцы вывезли тела павших в том бою советских людей и хранили их в забальзамированном состоянии в одном из моргов города. Трудно сказать, зачем это им было нужно. Может быть, рассчитывали в случае чего обменять на своих? Или просто из уважения к белому человеку, погибшему по их вине? Во всяком случае, южноафриканцы уважение к своим мертвецам демонстрировали неоднократно. В той же Лусаке, столице соседней с Анголой Замбии, где Пестрецова передали советским представителям, неоднократно потом проходили другие обмены с ангольцами. Причем за останки всего лишь одного своего пилота (а что там оставалось после падения истребителя!), южноафриканские военные отдавали до нескольких десятков плененных ангольских солдат и офицеров. Может быть, они рассчитывали на такое же отношение к павшим и со стороны нашей великой страны?

Пестрецов от захоронения останков жены в Южной Африке отказался категорически и настоял на отправке тел на Родину. «Они улетят вместе со мной», — заявил он представителю Красного Креста. Так потом и было. И похоронил Николай Федорович свою жену Ядвигу сам, на Родине.