Англо-русский роман - [8]

— Это не работа парикмахера, рассмеялся Дэвид, это природа.

— Что ты имеешь в виду, говоря nature? Ты хочешь сказать, что такой необычный цвет волос им дан от природы?

— Именно так, такой редкий цвет волос: светло-каштановые с золотистыми прядями — это наследственный признак всех женщин рода Баркли.

— Да, редкое везение.

— Если у меня когда-нибудь будет дочь, а я очень на это надеюсь, то у неё тоже обязательно будут такие же волосы.

                                                * * *

На самом деле главной причиной того, что Таня согласилась ехать обратно в Лондон с Дэвидом, была возможность осуществить её давнюю мечту — остановиться на вершине того самого холма недалеко от Торкей, откуда открывался живописный вид на побережье и на зелень убегающих в даль холмов, и где никогда не останавливался автобус. Она попросит Дэвида остановить машину и наконец-то сможет спокойно сделать фотографии этого «места силы», of this sceptered isle, this earth of majesty, this England.

К её разочарованию Дэвид сказал, что останавливаться в этом месте запрещено и, несмотря на Танины уговоры, он не собирается нарушать правила и попадать в поле зрения полицейских камер.

— В России, если нельзя, но очень хочется, то можно, обиженно сказала Таня. Мне нужно всего-то пять минут, ну пожалуйста, если что, я готова оплатить штраф.

Дэвид засмеялся и всё-таки остановил машину, включив аварийные огни.

Долгожданная фотосессия удалась на славу, и она перешла к реализации второй части своей мечты: встав на самый край обрывающейся вниз обочины, она раскинула руки, обнимая небо, море и весь этот благодатный остров, и прочитала свой любимый поэтический гимн Англии так, словно её мог слышать сам Шекспир или, по крайней мере король Ричард.

This royal throne of kings, this sceptered isle

This earth of majesty, this seat of Mars,

This other Eden, demi-paradise,

This fortress built by Nature for herself

Against infection and the land of war,

This happy breed of men, this little world,

This precious stone set in the silver sea,

Which serves it in the office of a wall,

Or as a moat defensive to a house,

Against the envy of less happier lands.

This blessed plot, this earth, this realm, this England.

Вернувшись в машину, Таня от избытка чувств поцеловала изумлённого Дэвида в щёку.

— Спасибо-спасибо-спасибо, ты не представляешь, как я тебе благодарна. Теперь я твоя должница.

— Я это запомню, — ответил Дэвид, — хотя, что касается стихов, то той Англии, о которой писал Шекспир, уже давно нет.

— Неужели? У вас, англичан, может быть, и нет, а у нас есть, — парировала Таня.

— Интересно, у кого это у вас?

— У многомиллионной армии россиян, которые учат английский, в школах, институтах, университетах, колледжах, даже в детских садах. Потому что английский для нас — это не просто слова и правила их сочетания, это всё лучшее, что создано на этом языке: литература, культура, история, это Шекспир, Робин Гуд, Байрон, в университете этот предмет называется «мир изучаемого языка».

— Всё очень быстро меняется, и Англия не исключение. Мой дядя Эдвард, который родился и вырос в Лондоне, с начала 90-х переехал в Торкей, сказав, что он больше не узнаёт свой город. Иммигранты, этнические анклавы, рост преступности, снижение уровня безопасности — неизбежная плата за глобализацию и европейскую свободу передвижения. Так что «мир английского языка» со времён Шекспира здорово изменился, и, к сожалению, не к лучшему.

— Всё так, согласилась Таня, — но мне больше нравится то, что сказал по этому поводу ваш принц Чарльз.

— О, принц Чарльз обожает высказываться по любому поводу. И что он сказал на этот раз?

— Я, конечно, не могу процитировать дословно, но постараюсь, потому что это известное выступление принца Чарльза перед сотрудниками СМИ по случаю трёхсотлетнего юбилея британской прессы мои студенты учат наизусть. Он сказал, что английские СМИ захлестнула волна цинизма, и, к сожалению, их взгляд на современную Англию пропитан циничной критикой, которая разрушает традиционно привлекательный для иностранцев образ страны, созвучный тому, о чём писали Шекспир и Киплинг.

— Не удивительно, мне кажется, масс медиа везде так работают: один образ, приближенный к реальности и потому более негативный, они создают для внутренней аудитории; другой, более привлекательный — для внешней. Я думаю, в России также.

— О нет, усмехнулась Таня, в России всё гораздо хуже. Для внутренней аудитории — сплошной негатив, а для внешней — просто ужас неописуемый.

За разговорами двести шестьдесят километров от Торкей до Лондона пролетели незаметно. Таня шутила, рассказывала смешные истории о своей университетской жизни и путешествиях, обоим было так легко, весело и комфортно, что Давид даже не включал любимого Моцарта. На подъезде к Илингу Дэвид, как Таня и ожидала, пригласил её к себе в дом на чашечку кофе. Ну уж нет, лучше закончить их «предсвадебное путешествие» на этой приятной ноте, и расстаться с симпатичным пиратом прямо здесь и сейчас, несмотря на все «знаки судьбы».

— На чашечку кофе? — переспросила она, — чтобы убедиться, какой ты «классный парень»?