Английские корни немецкого фашизма. От британской к австро-баварской "расе господ" - [78]

«Я помню, что был абсолютно невежествен в индийских реалиях… и демонстрировал свое превосходство над индийцами», — такой пример приведен в работе, посвященной жизни британских колонистов в индийских колониях до 1937 г.[982] Такой пространственный «апартеид» показывал, до какой степени англичане ощущали себя «народом, находящимся в состоянии боевой готовности» (sic), народом, который жил в совершенно другой стране, чем покоренные ими туземцы.[983] Англичане видели в Индии пережиток темного, инстинктивного прошлого, которое цивилизация неизбежно должна была оставить позади: «Индийцы внушали страх не только как подданные…которые могли бы [опять] взбунтоваться, но и как извращенцы, от которых исходила угроза… совратить белый мир».[984] Флора Энни Стил[985] в одном из своих романов описывала, как в страшных храмах богини Кали (требующей и человеческих жертв) подстрекают к бунту ее фанатичных почитателей, опьяненных кровью и воспламененных чувственностью.[986] Подобный ужас перед Индией следует объяснять скорее с точки зрения глубинной психологии, чем с позиций истории. Для добропорядочного англичанина, в отличие от индуса, существовало табу на дионисийский экстаз. Подавленное либидо обывателей-кальвинистов оказывало сильнейшее воздействие на формирование образа Индии в глазах колониальных британцев. Отвращение к «туземной Индии» в конечном счете сводилось к глубокому ужасу перед ее соблазнительной и таинственной мощью… «Эта «темная» сторона индийской жизни столь же соблазняла, сколь и пугала».[987]

Незнание «бездн непостижимого», незнание того, чем и как живет индийское население, и отсутствие интереса к этой сфере было признаком «элитарной исключительности» — по крайней мере в среде благопристойной и самодовольной буржуазии.

Страх имперских британцев перед демонически-экстатической тьмой Индии сродни страху «фёлькише» бюргеров перед ужасающей беспредельностью «восточного пространства». Тот ужас, который испытывали бюргеры, как бы принял эстафету давнего страха перед беспредельностью душевных глубин героев Достоевского (которого когда-то в Германии понимали лучше, чем в любой другой стране, — лучше, чем в самой России до 1905 г.). Это был страх перед «болезненной», «парализующей жизненную силу галереей идиотов» с якобы «антигероическим» морализмом, связанным с осознанием человеческой вины и представлением об искуплении в духе Христа. Надо было раз и навсегда покончить с бормотанием об общечеловеческой гуманности «с испорченной кровью», с бормотанием об «общечеловеческой любови», со всем столь же «противоестественным… как египетско-африканский мазохизм», со всей этой «русской болезненной привычкой представлять уголовника несчастным, а обветшалое и прогнившее —…«человечностью»», — заявлял Альфред Розенберг.[988] Позже Генрих Гиммлер также уверял, что «часть этих русских может отличаться пылкой набожностью… что [русский] может очень усердно работать… и притом… он отчаянно ленив… разнузданная бестия… сам черт бы не выдумал… тех извращений, к которым склонен русский… Это [все] входит в… систему ценностей этих славян».[989] Альфред Розенберг считал, что «во всех [социальных] потрясениях замешана кровь с монгольской примесью… [Она] толкала русских на действия… которые кажутся непостижимыми». Воистину непостижимой Россия оставалась и для Гитлера: «зловещей… как корабль-призрак Летучего голландца».[990] Еженедельная газета «Шварце корпс», являвшаяся официальным органом СС, а фактически бывшая персональным рупором Генриха Гиммлера, так отреагировала на непреклонное, несмотря на безнадежное положение, сопротивление «восточных людей» (принадлежавших, согласно Розенбергу, к больным в расовом отношении группам народов): «Мы не можем понять этого противника… Мысли и действия этого врага порождены совершенно чуждым для нас миром».[991] С этим миром, миром непостижимого, вызывающего ужас, с «русской болезнью» надо было «покончить раз и навсегда». Навеки.

Русских следовало изгнать из немецкой «Индии» и переместить за Урал. Недочеловеков, живущих за этим пределом, Генрих Гиммлер покорять не собирался. Видимо, для немецкой Индии Гитлерa, для «восточного пространства», Урал должен был стать тем же, чем для Британской Индии была северо-западная граница. Эта граница, согласно английскому вице-королю лорду Керзону, давала Британии «физическую и моральную территорию, необходимую для расы экспансивной и имперской».[992]

(Ссылаясь на наличие такой территории, в 1932 г. Великобритания отказалась выполнить требование Лиги наций и снять с вооружения свои бомбардировщики, якобы необходимые для защиты от «диких» туземцев на границах Индии.[993] Я не располагаю сведениями о том, что британский парламент когда-либо принимал резолюцию, требовавшую распространения Женевской конвенции и на колониальные войны (как это сделал немецкий рейхстаг в 1896 г.[994]). Мало известно, что, к примеру, в 1928 г. доля расходов на военные нужды в бюджете Британской Индии вдвое превышала военные расходы фашистской Италии и составляла две трети от соответствующей доли расходов милитаристской Японии.