Английская мадонна - [43]

Она вся сосредоточилась на молитве. Эмили тем временем вышла — и снова вошла в комнату, держа в руках бархатную ленточку, которую Теодора повязывала на шею накануне вечером.

— Я ее погладила, мисс! — торжественно доложила Эмили. Немного же у нее было обязанностей по уходу за гардеробом хозяйки, каковой временно была для нее Теодора, с иронией усмехнулась последняя. — Жаль, что у вас нет какого-нибудь украшения, чтобы прикрепить к этой бархотке. Например, медальона или камеи.

Теодора хотела ответить, что, если бы у нее было что-то подобное, оно давно было бы продано, чтобы они могли купить себе еды, но ограничилась благодарностью:

— Спасибо, Эмили. Вчера вечером ты очень красиво повязала мне эту ленточку. — Она секунду подумала, стоит ли снова завязать бантик сзади или завязать его по-иному, спереди.

— Эмили, пожалуйста, сделай так снова. — Пусть она повторится, но бантик сзади смотрится лучше.

Конечно, ленточка ее не спасет. Глядя в зеркало, Теодора отлично понимала, что ее кружевной воротник плачевен и его якобы воздушность есть следствие тления, а не особой тонкости изготовления кружева, и, как бы искусно она его ни заштопала, было ясно: над ним изрядно поколдовали иголкой с ниткой.

Оскорбляющие моду прямые линии юбки так и взывали к язвительным насмешкам леди Шейлы. Что она там говорила вчера про Ноев ковчег? Когда-то, в стародавние времена — конечно, не в то время, когда Ной собрал на своем ковчеге всякой твари по паре, — женщины заплетали волосы в две длинных косы, а головы покрывали небольшим круглой формы покрывалом, стянутым металлическим обручем. И носили туники. Нижняя туника была льняная или же шерстяная. Верхняя, прилегающая на бедрах, а затем ниспадающая, по бокам шнуровалась и была на груди с вырезом, демонстрируя нижнее одеяние. Знатная дама украшала себя поясом, усыпанным драгоценными камнями, и пояс, дважды опоясывающий талию, завязывался сзади. Вот откуда Теодора перехватила идею с бантиком, завязанным сзади — на шее. Ее согревала мысль о причастности этой детали к кругу избранных, дворянских семей с древней родословной.

Но сейчас ей захотелось притвориться больной и остаться тут, наверху.

А не предложить ли все же отцу, чтобы они уехали? Подобрать убедительную причину…

Нет, вряд ли у нее это получится. К тому же имеет ли она право лишить его возможности поправить здоровье и заняться любимым делом — а себя лишить возможности выплатить долг мистеру Левенштайну? Безрассудно и безответственно идти по пути малодушия… И очень многое поставлено сейчас на карту. К тому же она слишком сильно любит отца, чтобы так его ранить… Все это говорила себе Теодора, пока Эмили крутилась за ее спиной, завязывая бантик и сопровождая свои действия несмолкаемой болтовней.

В итоге гордость, циркулирующая в крови Колвинов постоянно, а в минуты особых трудностей взмывающая к точке кипения, заставила Теодору, с ее нахально бессменным бантиком, вобравшим в себя для нее благородную патину времени, расцвести лучезарной улыбкой, когда она вошла в покои отца.

— Как ты у меня красив и элегантен! — обворожительно улыбнулась она, вложив в слова побольше чувства.

Эта же гордость заставила ее сойти вниз по ступенькам с высоко поднятой головой, как будто на ее голове блистала золотая тиара.

Чувство собственного достоинства заставило ее встретить взгляд графа с вызовом, а не застенчиво отвернуться, когда он подошел к ним.

— Я так рад, что вы смогли присоединиться к нам, — сказал он Александру Колвину, и, вне всякого сомнения, говорил искренне.

Со вздохом облегчения Теодора обнаружила, что леди Шейлы поблизости нет.

Лорд Ладлоу и сэр Иэн объявили девушке, что им не хватало ее общества весь день, и предположили, что картины графа показались ей более интересными, чем они есть в действительности.

— Я пока что видела только несколько, — с игривой улыбкой ответила Теодора.

И сэр Иэн нарочито разохался.

— Картины! Всегда картины! — изображая обиду и безутешность, воскликнул он. — Вот я, если мне предоставят выбор, предпочитаю женщин из плоти и крови. Ничего не имею против картин, когда они висят на стенах, но, уверяю вас, существуют куда более увлекательные занятия, которым мы с вами могли бы себя посвятить.

Неужели сэр Иэн пытается с ней флиртовать? Теодора, пока длился его маленький монолог, успела приготовить ответ — который, как она надеялась, не прозвучит вызывающе. Однако проверить это ей не пришлось: дверь отворилась, чтобы впустить леди Шейлу. Сразу было ясно — та очень готовилась произвести фурор своим появлением.

Если Теодора воображала себя с золотой тиарой на голове, то леди Шейла удовлетворилась серебряным платьем, и в нем была ослепительна, как первая зажегшаяся на небосклоне звезда. Ее воздушно-пышная юбка была сплошь расшита серебряными цветами с алмазными серединками, платье ловило отблески свечей в канделябрах, и, с бриллиантами вокруг шеи и в огненных волосах, леди Шейла представилась Теодоре окутанной лунным светом райской птицей — среди рисунков Одюбона она таких видела: цвета пламени, с пушистыми изящными крылышками… Это было так театрально и так восхитительно, что Теодора внутренне сникла: наверное, слова графа в саду у фонтана ей просто приснились. Ну как можно думать о ком-то другом, когда есть леди Шейла, птица из райского сада, облако неземного очарования?