Англия в раннее средневековье - [49]
Но уже в VII столетии часть земельного фонда любого англосаксонского государства находилась, судя по всему, в личном владении королей, что позволяло им пользоваться определениями типа «моя земля» (terra mea)[549] для обозначения таких владений. Очевидно также и то, что король имел определенные права и на земли фолкленда, которые в грамотах обычно обозначаются как «земля моего суда» или «земля моего управления» (terra juris mei, terra regni met)[550]. Именно с этих земель, по-видимому, королю и следовали натуральные поставки с подвластного населения; на них он осуществлял судебно-административные и военные функции. Однако замедленность формирования представлений о свободном отчуждении земли препятствовала превращению этих участков в полную частную собственность короля и возникновению образований вотчинного типа. Иначе говоря, англосаксонские кэрлы VII–IX вв. платили натуральные подати королю или его агенту не в качестве частнозависимых людей, а как подданные формирующегося государства.
С начала VII столетия у англосаксов получает распространение практика пожалования королем части подвластной ему земли в управление-кормление членам своего рода, а также представителям родовой и складывающейся служилой знати. Такая земля получила название «бокленд» (от древнеангл. bос — «грамота»).
Следует заметить, что вопрос о социальной сущности пожалований в бокленд вызывал и продолжает вызывать оживленную полемику как в отечественной, так и в зарубежной медиевистике. Если П. Г. Виноградов, Ф. Мэйтланд, Б. Лайон и М. Н. Соколова рассматривали бокленд как своеобразную форму английского аллода, то А. Я. Гуревич, К. Ф. Савело, Ф. Стентон, Г. Лойн, Э. Джон и Д. Хук высказывали оправданные сомнения относительно свободы распоряжения боклендом[551].
Противоречивость интерпретаций, по нашему мнению, вызывается прежде всего внутренней противоречивостью самого рассматриваемого института. С одной стороны, пожалование на праве бокленда по букве формуляра грамоты давало его владельцу право полной и ничем не ограниченной частной собственности на землю с возможностью передачи ее по наследству[552]. Однако на самом деле все обстояло гораздо сложнее. Во-первых, формулы первых грамот, заимствованные в позднеримском праве[553], фиксировали не столько пожалование земли как таковой, сколько тех продуктовых поставок-кормлений, которые с нее причитались, а также осуществление новым глафордом политико-юридических прерогатив, которые ранее принадлежали самому королю. Во-вторых, условия предоставления бокленда и объем прав его владельца были чрезвычайно разнообразны — от пожалования широких иммунитетных льгот до требования непременного несения службы и других королевских повинностей. Необходимо также иметь в виду, что накопление привилегий владельца бокленда происходило постепенно. В VII–VIII вв. объектом пожалований являлся преимущественно податной иммунитет, т. е. право сбора продуктовых поставок. Только начиная с середины IX столетия в грамотах появляются упоминания о наделении владельца бокленда правами частной юрисдикции, которые, однако, становятся нормой лишь в X в. Тогда же законодательно закрепляется право глафорда судить и эксплуатировать население бокленда[554].
Не прост и вопрос о том, являлся ли бокленд VII–IX столетий реальной частной собственностью или распоряжение им было ограничено. По-видимому, с самого начала бокленд можно было наследовать, поскольку в этом были заинтересованы церковные корпорации — главные получатели земель по грамоте[555]. Но только в законах Альфреда Великого право передачи земель бокленда по наследству получило юридическую санкцию[556]. Церковь же с VIII в., пользуясь предоставленным ей правом «распоряжаться землей по своему усмотрению», жалует ее на определенных условиях светским лицам[557]. Но, судя по всему, до рубежа X–XI веков абсолютно свободного отчуждения бокленда англосаксонское общество все-таки не знало. Смысл же римской формулы, используемой в грамотах, заключался, по-видимому, не в закреплении частновладельческого его характера, а в том, чтобы утвердить нерушимость самого королевского пожалования, которое никто не смел оспаривать и присваивать.
Тем не менее появление бокленда потенциально давало возможность его владельцам установить свою власть над общинниками-кэрлами, распространив на них те порядки, которые имели место в их собственных хозяйствах, основанных на труде рабов и полусвободных. По мере увеличения земельного фонда, так или иначе находившегося в распоряжении светской и духовной аристократии, ее возможности феодального подчинения не только несвободных, но и кэрлов, несомненно, увеличивались. Но в рассматриваемый период феодализация развивалась еще достаточно медленно, причиной чего были не только живучесть уже описанных нами традиций родоплеменных отношений, но и наличие у англосаксонской знати иных источников доходов. В частности, следует еще раз обратить внимание на чрезвычайную распространенность в это время рабства. Противопоставление «свободный — раб» вплоть до начала X в. остается основной общественной оппозицией.
