Англия на выезде - [44]

Не знаю, сколько прошло времени, но я замечаю, что Картер и одна из девчонок исчезли. Секс-машина за работой. Я смотрю на кресло напротив, у Марка на коленях сидит чикса. Они целуются, и я тоже, но не с Моникой. Должно быть, она с Картером. А может быть, с Марком. Хуй знает и кого ебет, потому что я встаю и иду со своей чиксой в соседнюю маленькую комнату. Мы заходим, я вспоминаю тот фильм у Йохана в баре. Блонди и ее напарника. Это не Блонди, но тоже блондинка. Я не хочу вспоминать сцены из фильма, я сам знаю, что делать. Я не могу кончить бог знает сколько времени, что для нее весьма неплохо. Наконец я кончаю и падаю на кровать рядом с ней. Она обещает мне минет, как только мы проснемся. Засыпает. Примерно час я лежу, безуспешно пытаясь уснуть. Я надеюсь, что она сдержит свое слово.

Первое, что увидел Гарри, проснувшись, это голову Ники у себя между ног, и ему понадобилась пара секунд, чтобы понять, где он и что происходит. Что он не в Лондоне и не с Картером в гостиничном номере. И когда он все вспомнил, то понял, что является хозяином положения. Он посмотрел вниз, где таиландка самозабвенно занималась своим делом. Вот это жизнь, и он откинулся на спину, наслаждаясь магией Востока, и вскоре оросил ее рот отборным английским семенем. Ники положила голову ему на плечо, и он снова заснул, а когда проснулся, рядом с постелью стояла чашечка кофе, и Ники одевала свое парадное платье. Оно было ярко-желтым и удивительно шло к ее смуглой коже. Она показала ему свои новые босоножки; не зная, что сказать, он промямлил, что они очень красивые. Но она этому очень обрадовалась. Она смеялась и порхала по комнате, и Гарри подумал, какого хуя он вообще здесь делает.

Ночью ему приснился сон. Он лежал на кровати в отеле в Сайгоне — он был главным героем в «Апокалипсис сегодня». Потом он падал с вертолета в «Охотнике на оленей». Он был хозяином древних таинственных джунглей, и он был маленьким испуганным человечком, ненавидимым всеми, с кем участвовал в этой бойне Когда Гарри был маленьким, Вьетнам по телевизору показывали чаще, чем Северную Ирландию. Он все помнил — и убитых выстрелом в затылок, и горящую девочку в напалме, бегущую по дороге. Но вьетнамцы были не в счет, в сюжетах речь шла только о том, сколько американских солдат погибло в войне против Хо Ши Мина.

— Это мой сын, — сказала Ники, сняв платье и босоножки и снова улегшись в постель рядом с Гарри.

Она сунула ему в руки фотоальбом.

— Это мой сын. Он живет у монахов в монастыре Сурат Тани на юге Таиланда. При монастыре есть школа, и там он и живет. Монахи и монахини учат его.

Гарри взглянул на первую фотографию. Короткостриженый мальчик лет четырех-пяти стоял рядом с двумя буддистскими монахами, сидевшими скрестив ноги. На мальчике были коричневые шорты и белая майка, а на монахах — оранжевые одеяния. Самые оранжевые, какие Гарри когда-либо видел. Они были почти бритые, и Ники засмеялась и погладила Гарри по голове, сказав, что их скинхеды ей больше нравятся. Гарри не был скинхедом, но это не имело значения. Он оценил шутку. Ребенок улыбался, и Гарри додумал, вспоминает ли он о своей матери. У одного из монахов были татуировки на шее и руке, и когда он спросил, что они значат, Ники ответила, что традиции татуировок существуют во многих таиландских монастырях. Знак на шее дает защиту; монахи делают тату сами, при помощи меча. Она надеется, что однажды ее сын приедет и останется с ней в Европе. Однажды, когда у нее будут деньги.

Ники подвинулась к нему поближе, подтянув ноги к груди. Ее груди были великолепны. Небольшие, но чудесные. Он заставил себя сконцентрироваться на фотографиях. Ведь она же хочет, чтобы он их посмотрел. На нескольких фото были запечатлены школа и монастырь. Некоторые были отсняты нечетко, расплывались. Потом шли снимки с двумя золотыми Буддами, разными домами, монахами, монахинями и детьми, обычными таиландцами, лесом и залитыми солнечным светом полями. На большинстве фоток был ребенок Ники, и Гарри искоса поглядывал на нее. Ее лицо светилось гордостью за своего сына, и он подумал, что им, наверное, тяжело жить вдали друг от друга.

Гарри чувствовал себя полнейшим мудаком, сидя здесь. Чего она от него хочет? И что получится из ее сына, растущего в сиротском приюте? Сколько раз она вообще его видела? Личная жизнь проституток никого не интересует. Он раньше всегда считал, что они делают аборт, если залетают, но в Азии, наверное, все иначе. Может быть, у них медицина на слишком низком уровне, чтобы контролировать рождаемость. Но он не хотел думать об этом. Он просто хотел весело провести время, и он мог бы бегло перебрать снимки и отвалить, но он не мог просто отбросить их в сторону. Он попытался представить, что сейчас делают остальные парни. Съебнуть и никогда не вспоминать о ней больше. Он был такой же, как Болти. Такой же жирный тугодум. Он не мог заставить себя решиться и продолжал листать альбом, думая обо всяких печальных вещах. Он допил кофе, кофеин несколько приободрил его. Ники вышла привести себя в порядок. Она все делала быстро, и Гарри не мог понять, откуда у нее берутся силы. Несмотря на кофе, он чувствовал себя уставшим и измотанным, а она просто летала по комнате, знает, потому что если не слышать ее смех и не видеть ее улыбку, были бы все основания думать, что у нее чертовски тяжелая жизнь. Что-то должно быть такое, что помогает ей. Она закурила сигарету и снова легла в постель, ничуть не смущаясь своей наготы, и ткнула пальцем в одну из фотографий.