Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга - [137]

Ответный визит во французский президентский дворец в Рамбуйе под Парижем в конце 1962 года прошел не лучше. Здесь де Голль чувствовал себя твердо стоящим на исторической почве. Именно в Рамбуйе в 1944 году он написал речь «Освобожденный Париж». Генерал был настолько раскован, что на охоте ни на шаг не отходил от Макмиллана и произносил громкие комментарии каждый раз, когда британский премьер промахивался.

Де Голль ясно дал понять, что не видит особого смысла в переговорах о вступлении Британии в европейское экономическое сообщество. Он прямо сказал Макмиллану о том, что европейский расклад сил позволяет Франции не только накладывать вето на любые решения, но и держать в узде Германию, тогда как со вступлением в игру Британии французы уже не будут чувствовать себя так комфортно. Де Голль настоял на том, чтобы общаться с премьером без переводчика, и, хотя Макмиллан очень хорошо говорил по-французски, беседа неизбежно оказалась односторонней. Позже де Голль описывал Макмиллана как беднягу, которому ему нечего было предложить и который выглядел таким побитым, что ему хотелось положить руку ему на плечо и сказать: «Не плачь, милорд».

Но и на этом де Голль не остановился. Он продолжал делать резкие заявления, препятствуя попыткам Британии вступить в европейское сообщество. Британия в течение 800 лет пыталась существовать вместе с Европой, не присоединяясь к ней, говорил он (хотя мог бы прибавить к этой цифре еще пару веков). Досталось от него бриттам и за принятые на вооружение американские ракеты «Поларис», еще одно доказательство того, что Британия находится в кармане у США, а потому ее нельзя рассматривать как надежного союзника Европы. И когда один из министров де Голля покритиковал его за короткую память о «Сердечном согласии», генерал попросту напомнил ему про Азенкур и Ватерлоо. Для де Голля сворачивание переговоров по общему рынку было чисто исторической местью.

Au revoir [122] американцам

На протяжении всей своей послевоенной карьеры де Голль старался как можно больнее хлестнуть янки, особенно им доставалось за Вьетнам. Генерал клеймил их позором, называл «отвратительной» войну, в ходе которой «большая нация уничтожает маленькую», удобно забывая о подвигах Франции в этой же самой стране.

Тысяча девятьсот шестьдесят шестой год подарил ему шанс показать политический язык Америке, а заодно и Британии.

Де Голль начал мутить воду в НАТО практически сразу после возвращения во власть в 1958 году, возмущаясь тем, что Британия и США сплотились в стремлении контролировать политику Альянса. В 1959 году он потребовал убрать все иностранное ядерное оружие с французской земли, вынуждая американцев вывезти свои ракеты в Британию и Германию, а в 1962 году вывел свой флот из-под командования НАТО. Его показная борьба за независимость достигла логической кульминации, когда в 1966 году он приказал всем иностранным войскам покинуть территорию Франции, мотивируя это тем, что в случае войны не позволит французским солдатам кланяться американским генералам, как они были вынуждены это делать во время Второй мировой войны.

Эпизод с заявлением де Голля о своей новой политике вошел в историю.

По всей видимости, генерал позвонил по телефону американскому президенту, Линдону Джонсону, чтобы сообщить о том, что Франция выходит из НАТО, и, стало быть, все американские военные должны покинуть французскую землю.

В телефонных переговорах участвовал Дин Раск, госсекретарь США, и Джонсон попросил его сказать: «Включая тех, кто в ней похоронен?»

1968 год: парижские студенты открывают для себя секс

Спустя два года история поквиталась с де Голлем.

В мае 1968 года парижские студенты ринулись на баррикады. Сегодня это восстание вспоминают во Франции как современную версию 1789 года, бунт идеалистической молодежи против тирании истеблишмента. Впрочем, на самом деле все начиналось с небольшой бузы по поводу секса.

В марте студенты нового кампуса в Нантерре, западном пригороде Парижа, устроили забастовку из-за плохих условий жизни. Кампус представлял собой убого обставленные жилища и сочетал в себе безликость французской новостройки, грязь окопов Соммы и нелепость карликовой столовой. Но самое ужасное заключалось в том, что мальчикам и девочкам не разрешали находиться вместе в местах проживания — другими словами, переспать было невозможно. В знак протеста раздраженные студенты оккупировали административные здания.

Узнав о причинах сидячей забастовки, министр образования в правительстве де Голля подлил масла в огонь, посоветовав студентам остудить пыл в новом плавательном бассейне (судя по тому, как это прозвучало, вода в бассейне не подогревалась). Он также распорядился временно закрыть кампус Нантерра, и тогда студенты понесли свои печали в Сорбонну, в центр Парижа, где им удалось обратить недовольство по поводу однополых спален в призыв к национальной революции.

Ректор Сорбонны запаниковал и вызвал полицейские формирования для борьбы с беспорядками, которые при зачистке здания университета проломили несколько голов. Марш протеста против чрезмерного применения силы спровоцировал еще более яростный ответ властей, тем более что впервые в истории французских демонстраций жестокость полиции была снята на видео- и фотопленку. Вскоре события стали разворачиваться по спирали, выходя из-под контроля, в типично французском стиле, и по всей стране на улицы вышли сначала студенты, а следом за ними и рабочие.