Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - [106]
Дриберг отметил, что в Москве Бёрджесс, как правило, пьян – весь день пьет водку. На даче он ведет себя более сдержанно и пьет только вино, обычно грузинское белое. Он проводит дни в уединении. Компанию ему составляют только охранники или престарелая экономка. Он очень много читает. Дриберг привез ему сборник церковных гимнов, и иногда Бёрджесс начинал наигрывать ту или иную мелодию двумя пальцами на расстроенном пианино.
Визит имел два немедленных последствия. Дриберг, постоянный посетитель публичных туалетов, показал Бёрджессу большой подземный туалет под гостиницей «Метрополь», который убирала пожилая женщина, вроде бы не замечавшая стройных рядов гомосексуалистов вокруг. Там Бёрджесс познакомился с Толей, симпатичным электриком, работавшим на заводе и интересовавшимся музыкой. Толя рассказал, что приехал из имения Льва Толстого и его бабушка была одной из любовниц писателя. Бёрджессу нравилось утверждать, что он – незаконный сын Толстого. Джон Миллер запомнил Толю как невысокого широкоплечего и жизнерадостного парня[892]. Он стал для Бёрджесса любовником, секретарем, слугой – и доносил о нем до его смерти.
Были или нет у Бёрджесса любовники в России до Толи – неясно. Согласно Модину, когда Бёрджесс приехал, «ему – гомосексуалисту – понадобился спутник. Со временем он нашел одного, и контрразведчики вызвали его к себе. Они сказали: «Нам все равно, к чему ты привык в Лондоне, но у нас такого рода вещи караются законом. Если ты будешь продолжать, накажем и тебя». Он остановился. Но можете себе представить, что чувствует человек, лишенный возможности удовлетворять свои физические потребности. Он был зол»[893].
Услуга Дриберга не осталась безнаказанной, и он был пойман сотрудниками КГБ во время очередной облавы в туалете. После предъявления фотографий его сексуального контакта он согласился стать советским агентом и получил кличку Лепаж. В течение следующих двенадцати лет Дриберг использовался как источник в национальном исполнительном комитете Лейбористской партии, докладывавший об эволюции лейбористской политики и соперничестве между партийными лидерами[894].
Осенью он вернулся и, по просьбе Эвелин, привез Бёрджессу кое-какие вещи: несколько эстампов, пару туфель, новые носки и кожаный футляр для бутылки, который Бёрджессу очень понравился, и он всегда носил его с собой[895].
Издатель Дриберга поручил ему снабдить книгу иллюстрациями. Бёрджесс договорился с фотографом и обещал привезти его в номер Дриберга вечером. Он выполнил свое обещание, но опоздал, и Дриберг сразу понял, что Бёрджесс сильно пьян. Он «покачивался, фыркал, хихикал, как идиот, а когда фотограф попытался сделать свою работу, стал корчить рожи в камеру»[896].
Фотосессию пришлось перенести на следующее утро. «В восемь часов утра он позвонил, и его голос звучал совершенно нормально. Бёрджесс явно был трезв и предупредил, что опять опоздает. Оказывается, накануне за ним прислали русские. С ним строго поговорили, заставив его «почувствовать себя куском дерьма». В общем, его русский шеф вел себя в точности как директор школы»[897]. Впоследствии Дриберг рассказал об этом эпизоде Эвелин, и она задумчиво отметила: «…Думаю, русская дисциплина полезна Гаю»[898].
Бёрджессу понравилась работа Дриберга, и он использовал свое влияние, которое неожиданно оказалось значительным, чтобы обеспечить представление Хрущеву, что привело к появлению интервью в «Рейнолдс ньюс».
Книга Дриберга, которую купило издательство Weidenfeld & Nicolson, была опубликована в ноябре 1956 года и стала большим событием в литературном мире. Права на публикацию произведения по частям были куплены «Дейли мейл» за 5 тысяч фунтов. А компания ITV в программе «Неделя» выпустила видеоматериал о посещении Дрибергом и Бёрджессом достопримечательностей Москвы[899].
За несколько дней до публикации серии статей поступило «уведомление D» с требованием удалить часть о послевоенной операции в Албании из соображений национальной безопасности – хотя русские уже наверняка об этом знали от Бёрджесса. Это дало возможность МИ-5 предупредить Бёрджесса. С помощью журналиста Чапмэна Пинчера была сфабрикована история о нарушении Бёрджессом закона о государственной тайне. Теперь, если бы он вернулся в Британию, его должны были арестовать[900]. Джозеф Балл, действуя через своих поверенных, настоял, чтобы все упоминания о нем были убраны[901].
Статьи печатались семь дней. «Мейл» заняла привычную позицию. «История Бёрджесса тенденциозна и пристрастна. С его мнением редакция не согласна. Тем не менее статьи печатаются без изменений – без цензуры. Различие взглядов не может скрыть того факта, что это новостная сенсация десятилетия»[902].
И верно. Дриберг не потрудился усомниться в изложении событий Бёрджессом, который утверждал, что никогда не был шпионом, бросил пить и наслаждается жизнью в России. Критики не оставили от нее камня на камне, но она принесла Дрибергу весьма неплохое вознаграждение. Это была авторизованная версия, удовлетворившая всех – Бёрджесса, КГБ и МИ-5.
Критика была разной. В «Трибюн» Клод Кокберн, член круга Отто Каца, назвал труд Дриберга «одним из главных политических и журналистских событий десятилетия»
