Ангелы плачут над Русью - [11]
— А если перебраться в другое место? — подал голос молчавший до того Андрей Кавырша. — Назад, в Липец, в леса воронежские, и там копить силы.
Семён Андреевич встрепенулся:
— Правильно говорит Андрюха — надо уходить. Но куда? В Липец? К псам бродячим на съеденье? И кем пополним там дружину? Воронами недобитыми? А татары там нас ждут, уже готовят клещи, и поэтому, я полагаю, идти надо вверх по Дону, мимо стойбища Кунама и дальше на север, к развалинам спалённого ещё ханом Батыгой Дубка. Там приволье, и хотя это земля рязанских князей, они туда не суются, татар боятся. А нам что татары? Мы их, живучи рядом с Диким Полем, не боялись, а в верховьях Дона тем паче не станем. Да притом и леса там густые, и Дон-река не хуже Воронежа. И ещё там должно быть много липецких людей: после разгрома в края те много наших ушло. Они и пополнят твою, князь, дружину. По крайней мере, зиму спокойно отбудем, окрепнем, а по весне с Божьей помощью и двинем обновлённую рать на Олега-супостата.
Князь Александр, слушая мудрого боярина, оживился, глаза загорелись надеждой. И остальные встрепенулись, принялись обсуждать детали переселения. Один князь Даниил был безучастен к происходящему. Он сидел чернее ночи, отрешённо потупив глаза в пол, словно ему безразлична была и своя судьба, и судьба других. Юноша вздрогнул и поднял голову, только когда его окликнул отец:
— Данила! А ну хватит нюни распускать! Ты князь, и не пристало тебе выказывать слабость!
— Душа болит, батя, — едва шевельнул губами Даниил. — Не могу я! В груди огонь горит, сердце разрывается... Батя, отпусти меня в Воргол! Я убью поганца Олега! Отмщения просит душа Аксиньюшки моей!..
Князь Александр, как малое дитя, погладил сына по голове.
— Сыночек мой миленький, да неужто ты не понимаешь, что к трёхглавому Змею Горынычу просишься? И не справиться тебе одному с этим Змеем. Аксинью уже не воскресить, а бороться с лютым врагом нужно умеючи. Что толку с того, что Демьян Шумахов слетал в логово к Змею? Один в поле не воин! Потерпи, милок, маленько. Придёт час расплаты, и мы с Олегом за всё поквитаемся сполна. Только вот силушки накопить надобно, оружия наковать, людей обучить ратному делу. А тогда, глядишь, и одолеем супостата. Верно?
Даниил утёр рукавом мокрое от слёз лицо и кивнул.
— Ну вот и славно, князь!— воскликнул Александр Иванович. — А ну-ка садись рядом, от меня по правую руку. Я смотрю, остальные уже о чём-то договорились. Ну? Слушаем вас, бояре пресветлые, — повернулся Александр к думе. — Говори, Семён Андреевич.
Старый боярин встал:
— Уходить нужно до первых петухов, ночью, пока Олеговы ищейки не напали на наш след.
— Хорошо, — согласился князь. — Значит, всё-таки на Дубок двинем?
— Иного выхода нету, — твёрдо ответствовал боярин.
Глава пятая
После казни Самсона князь Олег двое суток не приходил в сознание. Княгиня Авдотья ни днём ни ночью не отлучалась от постели мужа.
— Жить будет? — со слезами спрашивала у знахаря Ермолая.
— Вся надежда на Господа Бога, — уклончиво отвечал тот. — Кабы князь пришёл в себя, мы б давали ему настои из трав. А так, вишь, матушка, он глотать не может. В бесчувственное тулово настой не вольёшь.
Наконец Олег очнулся и, дрожа всем телом, забормотал:
— Сгинь, сгинь сатана!.. — и даже попытался встать.
— Князь! Князюшко! — обрадовалась жена. — Успокойся, дорогой! Никакого сатаны тут нету, почудилось тебе. Во сне приснилось.
— Вот, княже, попей отвару, — протянул целебное питьё Ермолай.
Олег, ухватившись за чарку руками, выпил. Потряс головой от дурноты, сморщился и, задрожав ещё сильнее, кинулся к жене. Тело его покрылось обильным потом.
— Авдотьюшка, спаси меня! — хрипел Олег. — Вон, вон кровавая голова Самсона!.. Без туловища!.. А вон руки лохматые да костлявые!.. — Взгляд его был взглядом юродивого.
— Что ты, князь! — испугалась Авдотья. — Тут никого, кроме меня и верного твово слуги Ермолая!
— А-а-а, Ермолай... — прошептал Олег и вдруг уставился на противоположную стену: — Вон руки лохматые с длинными когтями! Руки Самсона...
— Да не руки то! — воскликнула княгиня. — Тебе чудится!..
Пока Авдотья словно малого ребёнка успокаивала мужа, Ермолай приготовил другое снадобье. Олег выпил его и скоро уснул.
— Ермолаюшка! Что это? Что с князем? — всхлипнула княгиня.
— Сие беснование, матушка, — пояснил Ермолай. — Его бы от порчи полечить. Надоть позвать бабку Домну.
— Зови, Ермолаюшка, зови немедля! — взмолилась княгиня.
— Ладно, матушка. Сей же час сбегаю, она на подоле живёт. Только боюсь, прознает Исидор. Несдобровать нам тогда.
— А ты окольными путями её проведи, — вытерла глаза Авдотья. — Ужо стемнело, никто и не заметит.
— Хорошо, княгиня, так и сделаю. — И Ермолай ушёл.
После казни Самсона по Ворголу поползли разные слухи о здоровье князя. Одни говорили, что его ударил камчуг, другие утверждали, что френчуг[2]. Третьи вообще считали, что князь Олег от страха перед призраком Самсона окончательно свихнулся и навряд ли выздоровеет. Мол, в него вселился бес и верховодит им, так что не миновать беды для всего воргольского народа.
Говорили об этом в хате Козьмы и братья Хитрых. Пора сбора урожая закончилась, и Козьма позволил себе попотчевать братов всевозможными яствами: пирогами с рыбьей молокой и визигой
Историческая трилогия липецкого писателя В. М. Душнева посвящена героическим событиям почти восьмисотлетней давности. Тема её в определённом смысле уникальна: те эпизоды прошлого нашего народа отражены в отечественной исторической романистике ранее не были. Первая книга трилогии — «Потомок Святогора» — рассказывает о начале борьбы русичей против произвола татарского баскака Ахмата. Вопреки запрету, наложенному на баскаков ещё Батыем, Ахмат поставил в русских землях две собственные слободы, и в 1283 г., не в силах терпеть долее татарские поборы и грабежи, в граничащих с Диким Полем княжествах вспыхнуло восстание. Книга адресована всем, кто любит историю, кому не безразлично прошлое, а значит и настоящее, и будущее нашей Родины.
Генерал К. Сахаров закончил Оренбургский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище и академию Генерального штаба. Георгиевский кавалер, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Дважды был арестован: первый раз за участие в корниловском мятеже; второй раз за попытку пробраться в Добровольческую армию. После второго ареста бежал. В Белом движении сделал блистательную карьеру, пиком которой стало звание генерал-лейтенанта и должность командующего Восточным фронтом. Однако отношение генералов Белой Сибири к Сахарову было довольно критическое.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина.
Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням.
Сон, даже вещий, далеко не всегда становится явью. И чтобы Сокол поразил Гепарда, нужны усилия многих людей и мудрость ведуна, способного предвидеть будущее.Боярин Драгутин, прозванный Шатуном, делает свой выбор. Имя его избранника – Воислав Рерик. Именно он, Варяжский Сокол, должен пройти по Калиновому мосту, дабы вселить уверенность в сердца славян и доказать хазарскому кагану, что правда, завещанная богами, выше закона, начертанного рукой тирана.
В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других.