Ангелы не летают - [42]
Иногда, знаете, кажется, что у Кафки за любой деталью, за любым, самым обычным словом что-то прячется; один проницательный француз так и написал: «В каждом слове тайник». Задержишься на слове — и что-то всплывает, кликнешь — и из какого-то непонятного гиперпространства, из раскинутой задолго до нас паутины на тебя вылезает… м-да. Нет, «Егерь» — это рассказ… это вообще не рассказ, это какое-то «проникающее ранение, несовместимое с жизнью». Жаль, что он не дописан. Какая великая вещь рождалась… Или родилась? Но ведь хочется концовки, закругления, точки, не правда ли? Или эта вещь в самом деле не могла быть закончена и оборвалась на последнем разрешенном рубеже — или даже за ним, уже на ничейной земле, где все уносится ветром из тех нижних пределов смерти? Видимо, и в искусстве есть области, куда вход воспрещен: несовместимо с жизнью. (Нет, это не «посторонним вход воспрещен»: искусство не служебная зона, это зона служения, которую посторонние обычно не замечают.) Впрочем, не исключено, что Кафка просто бросил сюжет, как он часто делал… «Ну, и дальше что?» О, мой внутренний, трудно же тебя пронять! «Зубы не заговаривай. О чем рассказ?» Как?! Ты прочел рассказ и не знаешь, о чем он? «А ты-то знаешь? Или так перепёр?» Сомнение тут — спутник неизбежный, но если смысл ускользает, значит, надо прочесть еще раз, подумать, прислушаться к отзвукам в душе… «Короче. Знаешь — говори». Но ведь это же такой сад расходящихся смысловых тропинок — кто знает, куда они заведут, они могут пересекаться, теряться, возвращаться к началу, уходить за ограду… «Тоже не знаешь?» Но ведь тебе же надо «конкретно», а здесь не так. Здесь можно только сказать, что речь о том, что шире пределов человеческой жизни, но далеко не безразлично для нее.
А вот вам все равно не нравится, и ничего вы в нем не находите. Что ж, это ваше право. Знаете, Уистен Оден, который был не только поэтом, но и проницательным критиком, писал, что, может быть, Кафка обречен на то, что его будут читать не те читатели. (Видите, значит, все, кто его читали и читают, это не те читатели. А вы не хотите? — значит, вы пока еще тот читатель.) Почему «не те»? Ну, Оден считает, что Кафка был бы полезен как раз тем, кто его не любит. А тем, кто любит, он вреден и даже опасен. И что, может быть, он завещал сжечь все им написанное, чтобы никому не навредить. Да-с, деликатность, по нынешним временам уже не укладывающаяся… Впрочем, это всего лишь предположения. Еще альбомчика?
«Кафка написал… редкостные, недостижимые книги, которые никогда не будут прочитаны до конца».
Курт Тухольский
«Писатель, который полнее всех выразил наш век».
Элиас Канетти
«Такие гении, как Кафка…»
— Что тебе опять не нравится?
— «Гений, гений» — да где эта гениальность-то, в чем она?
— Ты можешь предсказать, что придет в мир через двадцать, пятьдесят или сто лет? А он это сделал. Вещдоки где? Ну, я мог бы предложить тебе добраться до «Замка» или открыть «Процесс». Но чтобы не выходить из кухни — хорошо сидим! — загляни здесь за его «Китайскую стену», и ты увидишь за ней кадры советской кинохроники и услышишь закадровый текст. А в записи 3.139 прямо заявлено существование «множественных личностей», которое будет обнаружено психиатрами через полвека. А в 4.4 предсказано то ускорение времени, которое мы только сейчас начинаем осознавать. Его тексты полны предсказаний, предвосхищений — и никто не знает, сколько там еще не прочитано, не понято. И не будет понято, пока мы такие, какие мы есть. Ведь гениальность в одной из своих проекций — это небывалая точка зрения, с которой в знакомом пространстве нашего мира открываются незнакомые, иные измерения, иная топология, связность, причинность, — и иными оказываемся мы. Да, с каждым новым прочтением Кафки мы меняемся. И он меняется… Ты там страничку-то не дочитал.
«…рождаются раз в столетие».
Герман Брох
«Искусство Кафки вынуждает вновь и вновь перечитывать его произведения… Мы подходим здесь к границам человеческого мышления».
Альбер Камю
«Пока люди будут читать, они будут читать Кафку».
Хорхе Луис Борхес
Такие дела. Ну, вам, наверное, уже пора? Да и мне, пожалуй. Да-да, в живую жизнь, конечно. И все же что-то, мне кажется, могло вас здесь удивить или заинтересовать: в этих пространствах Кафки странно, но интересно. Нет-нет, разумеется, я понимаю, я ни в чем вас не убедил — так, посидели на кухне, поговорили. И замечательно! Несогласие с чужим прочтением — это уже шаг к собственному, а лиха беда… в смысле — в добрый путь. (Тот маленький рассказ «В путь» кончается словами: «Ведь это, к счастью, и в самом деле чудовищное путешествие».) Впрочем, отправляться в этот путь никто не обязан. Без Кафки можно прожить. И без Равеля можно, и без Леонардо. Просто ваша жизнь могла быть побогаче, а будет победнее. Вы согласны? Да еще и те, которые ничего на самом деле в этих равелях не смыслят, но звон слышали, будут чувствовать свое превосходство над вами — и с усмешкой его демонстрировать. Ладно, бог с ними. Никто не знает, для чего читать Кафку; даже, кажется, и вопрос этот «для чего?» из какого-то другого пространства. Но ведь не для того же, чтобы кому-то что-то демонстрировать. А тогда все-таки — для чего? Ну, может быть, для души. Вы согласны?
Это – `Процесс`. Абсолютно уникальная книга Франца Кафки, которая фактически `создала` его имя для культуры мирового постмодернистского театра и кинематографа второй половины XX в. – точнее, `вплела` это имя в идею постмодернистского абсурдизма. Время может идти, а политические режимы – меняться. Однако неизменной остается странная, страшная и пленительно-нелепая история `Процесса` – история, что начинается с `ничего нелепости` и заканчивается `ничем смерти`.
Написано в ноябре 1919 года, когда Кафка жил вместе с Максом Бродом в Железене (Богемия). По свидетельству Брода, Кафка послал это письмо матери с просьбой передать его отцу; но мать не сделала этого, а вернула письмо сыну «с несколькими успокаивающими словами». Оно переполнено горестными размышлениями автора о том, как тяжелые взаимоотношения с отцом в детстве повлияли на всю его дальнейшую жизнь. Это письмо Кафки полезно прочитать всем родителям, для того чтобы знать, как не надо воспитывать детей.Письмо это часто упоминается Кафкой в письмах к Милене Есенской, Отрывки из него приводились Бродом в его книге «Франц Кафка.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Трагическая обреченность столкновения «маленького» человека с парадоксальностью жизни, человека и общества, человека и Бога, кошмарные, фантастические, гротескные ситуации – в новеллах и рассказах Кафки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.