Ангелочек. Время любить - [174]

— Позвольте представить вам мадемуазель Лубе, — сказала Клеманс. — Это Ортанс, которая следит за нашими херувимами, а это Надин и Бастьен.

— Здравствуйте, мадемуазель, — отозвалась няня, невысокая седая женщина в белом фартуке.

— Здравствуйте, мадемуазель, — повторила приветствие темноволосая девочка со светло-зелеными миндалевидными глазами.

Анжелина ласково им улыбнулась, потом посмотрела на сына Гильема. Бастьен действительно был похож на Анри. Мальчик играл в мяч и не обратил на нее никакого внимания. Чуть в стороне сидела молодая женщина, которая кормила Эжена, прикрывшись платком. Анжелина подошла к кормилице.

— Здравствуйте, мадемуазель. Не волнуйтесь. Я посмотрю, как сосет ребенок, — сказала повитуха на местном диалекте, которым владела в совершенстве.

Удивившаяся, но тут же успокоившаяся крестьянка кивнула. И все же она стала пунцовой, когда элегантная гостья склонилась над ее грудью.

— Господи, да вы говорите на местном наречии! — прошептала ошеломленная Клеманс.

— Разумеется, — сказала Анжелина. — Если бы вы выросли в Испании или в Англии, вы, как я полагаю, знали бы язык родного края. А мы живем в Окситании.

Этой тирадой Анжелина скрепила свое родство с мятежным Жаном Бонзоном, который гордился своими предками катарами и своей фамилией, свидетельствовавшей о его связи со священнослужителями этой исчезнувшей религии. Пламя костров Инквизиции поглотило этих христиан, укрывшихся на юге Франции, в том числе и в отрогах Пиренеев. Однако многие горцы по-прежнему свято хранили воспоминания о том далеком времени.

Няня, уроженка долины Луары, как и Клеманс, нахмурилась. Что касается Надин, то она подошла к Анжелине и взглянула на младенца, придав лицу серьезное выражение, что было весьма комично.

— Мадемуазель, он совсем не набирает веса, — прошептала кормилица на местном диалекте. — А ведь у меня, черт возьми, много молока! Вот! Он наелся, но сейчас срыгнет.

— Дайте его мне.

Анжелина взяла на руки ребенка, легкого, как перышко, придала ему вертикальное положение и, поддерживая его за спинку, подошла к небольшому столику.

— Сейчас я осмотрю тебя с головы до пяточек, мой тщедушный пупсик, — прошептала она ему на ухо.

Ребенок был таким худым, что это вызывало тревогу. Он разительно отличался от трехмесячных малышей, какими они обычно бывают, — с круглыми щечками и пухлым тельцем.

«Как такое возможно? — спрашивала себя Анжелина. — Он должен поправляться, ведь его хорошо кормят».

— Он много плачет? — вслух спросила она.

— Господи, да только его и слышно! — пожаловалась няня. — К счастью, ночью он спит в спальне на третьем этаже вместе с кормилицей, иначе Надин и Бастьен не сомкнули бы глаз.

Анжелине никак не удавалось найти объяснение столь необычному случаю. Но тут она вспомнила о Луизе, дочери Фаншоны и почтальона, и решила, что выход из сложившегося положения найден.

— Надо попытаться перевести малыша на другую еду, — заявила она. — Я уже говорила мсье Лезажу, что, возможно, ребенку пойдет на пользу козье молоко. Вы должны будете его прокипятить, разбавив водой и подсластив медом. По-моему, этот малыш не переваривает грудное молоко.

— Но тогда придется рассчитать кормилицу! — сказала встревоженная Клеманс. — Кто будет заниматься Эженом? Не стоит рассчитывать на Леонору.

— Почему? Это ведь ее ребенок! Это она его родила!

— Она утверждает, что ребенок уродливый и что он обречен, и она не хочет привязываться к нему.

— Какой стыд! — громко воскликнула Анжелина. — В любом случае надо попытаться. Если Эжен почувствует себя лучше, вы сможете уволить кормилицу. Впрочем, она сможет перевязать грудь, чтобы молоко исчезло, и продолжать ухаживать за Эженом.

Но молодая крестьянка, немного понимавшая по-французски, возмутилась.

— Я не собираюсь делать так, чтобы мое молоко пропало! Я найду другое место, в лучшем доме, — заявила она с певучим акцентом, по-прежнему на местном диалекте.

Но поняла ее только Анжелина. Она перевела слова крестьянки нейтральным тоном. Рассерженная Клеманс вспылила:

— С меня довольно! В этом доме вся ответственность лежит на мне! Я одна управляю всем! Я распоряжаюсь, когда подавать трапезы, я выплачиваю жалование слугам, я успокаиваю жену Гильема… Я так больше не могу! О, надо же, она возражает! Одной заботой больше! Войдите! — воскликнула она, услышав стук в дверь.

На пороге комнаты появилась молодая служанка. Ее роскошные формы плотно облегало черное платье. Белый фартук с воланами был туго стянут на талии. Анжелина узнала женщину, которая с любопытством разглядывала ее на паперти собора после исповеди. Крошечный кружевной чепец украшал волнистые светло-каштановые волосы. В светлосерых глазах сверкали насмешливые искорки.

— В чем дело, Николь? — сухо спросила хозяйка дома.

— Мсье Гильем выказывает нетерпение. Он хочет, чтобы эта дама пришла к нему в гостиную вместе с мсье Эженом.

Анжелина не смогла сдержать улыбку при упоминании «мсье Эжена».

— Скажите, что я спущусь с ребенком, как только его запеленаю.

— Очень хорошо, — ответила Николь звонким голосом без всякого акцента.

Едва служанка вышла, как Клеманс дала волю своему раздражению.