Ангелика - [34]

Они посидели рука об руку в тишине.

— Итак, вы опасаетесь, — подсказала миссис Монтегю, — что ваш ребенок терзается болями, что причиняемы нечеловеческими силами.

— Премного сверх того. Мой муж не в себе. Мне чудится, он едва ли не подменен другим мужчиной. Либо нечто внутри него сломалось. Когда — я не разумею.

Боюсь, что сей разлом имелся в нем с самого начала, даже когда он делал мне первые любовные признанья. Либо жизнь совсем недавно сокрушила его сдержанность.

Видите ли, я не имела достаточно силы, чтобы стать ему достойной супругой, как он того заслуживал.

— Умоляю, дорогуша, оставьте взаимные упреки мужчинам. Если вы в чем-то и виноваты, ваше свидетельство не будет затребовано. Судей-вешателей в этой стране — преизбыток.

— Желания мистера Бартона, — еще раз попыталась Констанс, — его вожделения слишком сильны, чтобы их можно было сдерживать в себе. Они овеществляются вне его тела. — Констанс повела наставницу от одного необъяснимо испорченного предмета обстановки к другому. — Трещины отметили все, и ножки кушетки, и н и блюда, наибольшая же скрыта в платяном шкафу моей девочки, и в этой трещине укрывается бесовское создание. Я ощущаю, как нечто в супруге дает трещину, а после нахожу по всему дому вещи, треснувшие словно из сострадания.

— К нему или к вам?

— А я становлюсь мостом, что используют бегущие н. ч супруга преизбыточные желания. Я старалась угождать ему, как он на том настаивал, и платила за это цену, кою никогда не смогу простить.

— Вы конечно же все простите. Вы не способны поступить по-другому. Вы — женщина и жена. На вас посягают опять и опять, и вы прощаете. В языках иных народов таково определение их слова «женщина»: та, что прощает посягательства.

— Слишком отвратительно прощать, если он все понимает либо отказывается понимать. Мне… она страдает… а мне следует замолкнуть, ослепнуть. Мне едва не следует предпочесть смерть. — Она говорила почти шепотом, и Энн Монтегю приблизила ухо к самому рту клиентки. — Моя девочка страдает от болей, что указывают в точности на средоточия… средоточия супружеского повиновения. Она терзаема ими точно в те минуты, когда я повинуюсь воле супруга. Вы разумеете? Это моя вина.

Избавьте меня от всего этого. Она страдает соответственно с моей готовностью ему повиноваться.

— Готовность. Он вас не принуждает?

— Не совсем. Да. Он принуждает меня принудить саму себя, либо я принуждаю его принудить себя, доставляя тем самым удовольствие той части меня, что мне не подчиняется, притворяясь благонравной; но когда я наконец вижу ее истинную природу, сил на сопротивление у меня не остается, и мое дитя кричит.

— Нечеловеческая опасность основывается все-таки на человеческом вожделении. И вы ее видели, — рассудила миссис Монтегю. — Чему же она подобна?

— Джозефу, — сказала Констанс без промедления. — Среди многого прочего.

Она смежила веки, увидела, как нечто парит над ее спящим ребенком — и, ровно как в повторяющемся сне о возвращении всего ею потерянного, кто-то баюкал голову Констанс, унимал ее слезы, ласкал ее локоны волнами материнской доброты.

— Милая, смелая девочка, — послышался густой и утешительный голос. — Мы вытравим пагубные ветры из вашего превосходного дома. Все будет хорошо, я вам обещаю.

— Нет! — Констанс выпрямилась, отклоняя сей чудеснейший из посулов. — Возможно, я гибну.

— Вы выглядите самой красотой, самим здоровьем. Розой.

— Я погибну, давая жизнь ребенку. Я почти уверена, что он желает мне этой участи. Это безумие или же нет?

— Или безумие, или кошмарная правда. Вы уверены насчет ребенка?

— Я его ощущаю.

Миссис Монтегю пополнила их чашки чаем.

— Многое нам неведомо. Мы обязаны умерить мужеский натиск, чтобы со свойственной женщинам терпимостью завершить длящуюся неопределенность. Ваш муж, вероятно, нисколь не повинен в этом кошмаре.

— Но отчего тогда оно обладало лицом Джозефа?

— Четыре возможности. Первая: вы терзаемы призраком. Вам является мертвец, полный решимости вас мучить, скрываясь при этом под личиной вашего невинного супруга, дабы сеять смущение и страх. Они таким занимаются. Или же вы увидали фантом, образ живого человека, коему вскоре суждено умереть, о чем я остерегусь вам сообщить. Третья возможность — привидение, дух-невольник в рабстве у некоего живого хозяина.

Слова Энн Монтегю оседали на толстом ковре подобно пыли.

— Силы мои уже на исходе, — простонала Констанс.

— Чушь! Не вздумайте отчаяться. Ни одна деталь вашей истории не позволяет мне заподозрить его в сотрудничестве с иной стороной. Часто ли он посещает сеансы? — Констанс, невзирая на рыдания и судороги, что обуяли ее плоть мгновением ранее, неприкрыто рассмеялась. — Следовательно, остается самое вероятное и наименее огорчительное: вас терзает воплотившаяся манифестация, телесное олицетворение сверхмощных эмоций живого человека. Повреждение платяного шкафа и так далее удостоверяет эту возможность, кою вы естественным образом вообразили сами ввиду неуместно стесненного положения вашего мужа. Манифестация, таким образом, будет изгнана из этого дома, когда вашего супруга отпустит стеснение.

Пока Ангелика обреталась на кухне в ногах Норы, наставница Констанс под ее предводительством совершила обход. Миссис Монтегю возложила руки на детскую кроватку и шкаф, обнюхала области, служившие, по словам Констанс, источниками подлунного аромата.