Ангел Варенька - [43]

— Ты ее потерял? Или, быть может?.. — В знак того, что она обо всем догадалась, Варенька стала еще старательнее сцарапывать со стекла краску.

— Понимаешь, так получилось… Мать убиралась у меня в комнате и наткнулась на фотографию, а сегодня…

— Что же произошло сегодня? — Варенька рассматривала на ногте белое пятнышко.

— Она… разорвала ее, — пробормотал Володя с отвращением к собственному голосу.

— На клочки?

— Да, на клочки.

— Как это унизительно! — Варенька повернулась спиной к окну, как бы безразличная ко всему, что происходило по обе стороны от него.

— Я заступился за тебя! Я…

В знак своей готовности в любую минуту вступиться за Вареньку Володя отодвинул тарелку и встал из-за стола.

— Как это унизительно! — еще безразличнее сказала Варенька. — Ты должен разыскать Нину, ведь ты ее любишь…

Она шлепнула на доску ком мокрого белья и принялась полоскать.

— Но ведь я… я и тебя люблю, — шепотом произнес Володя, с нежностью глядя ей в спину.

Варенька зябко съежилась, словно по ее спине провели чем-то холодным.

— Что?

— Да, мне кажется… понимаешь?..

Володя со страхом ждал ее ответного взгляда.

— А ты не ошибаешься? — голос Вареньки звучал приглушенно.

— Нет, я столько раз себя спрашивал… нет, — отважно признавался Володя.

— А я чувствовала, — Варенька наконец обернулась к нему, бессильно опустив руки. — Чувствовала и догадывалась. Мне только было обидно, что ты молчишь. Никогда ничего не скрывай от меня, ладно? Ведь мы друзья и единомышленники.

Она присоединялась к его словам, как бы не подозревая, что он сам в них не слишком верил.

— Друзья, и только? Значит, ты меня не?.. — прошептал Володя.

— Ты должен вернуть Нину, — так же тихо ответила Варенька.

— Ни за что… — Володя собрал всю свою решимость, чтобы возразить Вареньке, и в то же время он чувствовал себя так, словно бы соглашался с ней.

— Ты должен. Представляю, как ей сейчас плохо, — со вздохом сказала Варенька, словно ей на собственном опыте было известно то, что испытывала сейчас Нина.

— Я останусь сегодня здесь, ведь ты же меня не выгонишь!

В знак своей готовности остаться у Вареньки Володя снова уселся на стул и пододвинул к себе тарелку.

— Конечно, я не могу тебя выгнать, а отец? К тому же где я тебя положу? — спросила Варенька, с недоумением обнаруживая, что называемые ею препятствия вовсе не мешают ей оставить у себя Володю.

— В летней пристроечке, а Николаю Николаевичу мы пока ничего не скажем.

Володя взял ложку и стал доедать остывший борщ.

V

Василий Васильевич давно расстался с мечтой увидеть в сыне свое продолжение и направить его по собственным стопам. Володя был непохож на отца еще тогда, когда носил вельветовые штанишки и чулки на резинках, сбрасывал во сне подушку, ненавидел в бульоне вареный лук и не умел завязывать шнурки ботинок. «Папа, завяжи…» — просил он, собираясь гулять, и Василий Васильевич поднимался из-за письменного стола, ставил его ногу на круглую скамеечку и, в очередной раз показывая, как делать бантик, затягивал шнурки так, что Володя краснел и морщился от боли. «Запомнил? Ну, теперь беги…» — говорил он, сопровождая свои слова поощрительным шлепком, и сын, слегка прихрамывая на одну ногу, выбегал на улицу, чтобы сейчас же забыть отцовские уроки. Молчун и тихоня с длинными ресницами и вьющимися локонами, он нежно тянулся к матери и, подражая ей, тайком крутил швейную машинку, засовывал ноги в ее вечерние туфли, примерял жакет с накладными плечами и даже пробовал душиться духами «Красная Москва». Но стремления подражать отцу Василий Васильевич в нем не замечал, и Володя толком не знал, где он работает и какую абракадабру изобретает.

Когда он подзывал к себе сына для очередного экзамена, Володя с тоской смотрел на брошенные игрушки, с притворным усердием морщил лоб и ждал подсказки от матери. «Прокатные станы», — шептала она из-за спины мужа, но, стоило Василию Васильевичу укоризненно взглянуть на нее, лицо Анны Николаевны принимало невинное выражение школьницы, пойманной на подсказке строгим учителем. «А что такое прокатный стан? Как ты себе представляешь?» — спрашивал он, сажая сына на колени и тем самым делая недосягаемым для незримой опеки матери. Володя упрямо молчал, словно самостоятельный ответ (без подсказки) был равносилен предательству своих и переходу во вражеский лагерь. «…Это машина для обработки давлением металлов между вращающимися валками. Усвоил? Повтори…» Молчал еще упрямее. «Повтори же! — невольно повышал он голос и, лишь заметив в глазах Володи слезы, блестевшие под длинными ресницами, отпускал его с колен. — Никакого стремления к технике!»

Удрученный таким диагнозом, Василий Васильевич пробовал действовать мягче и осторожнее: приносил с завода гайки, болты, подшипники и вместе с сыном собирал из них простейшие конструкции, стараясь побудить Володю к техническому творчеству, но его творческий огонь быстро иссякал, и стоило отойти на минуту, он возвращался к прежним играм. «Никакого просвета!» — сокрушался Василий Васильевич, но Анна Николаевна, в глубине души считавшая, что чрезмерное увлечение техникой пробуждает в детях излишнюю воинственность, успокаивала мужа: «Ничего, пусть играет, во что ему нравится. Ведь он же ребенок! Нельзя подчинить его жизнь твоему честолюбию!» — «Ты не понимаешь… ты не осознаешь…» — доказывал свое Василий Васильевич, но ее непроницаемая улыбка как бы говорила одно и то же: «Ведь он же ребенок!»