Ангел Утренняя заря - [6]

–Ариэль, это сон, это всего лишь сон, ты меня слышишь? Никто тебе ничего не сделает, успокойся, все в прошлом, их здесь нет, тебе приснился кошмар, ты слышишь меня, Ариэль?

Дрожа всем телом, он обхватывает себя за плечи и прячет лицо у нее на груди. И машинально Нэлза поднимает руку и проводит ладонью по его волосам – интимный жест, какого она не позволяла себе многие годы. Она успевает удивиться самой себе, как вдруг мальчик начинает говорить, голос хриплый и полный страдания, и когда смысл слов доходит до нее, сердце отзывается болью:

–Они убили моего отца, и я думал, что это худшее, что случилось со мной, что ничего не может быть хуже… его поставили к стене и расстреляли из бластеров, но уже через пару часов я мечтал о такой смерти для себя, я просил проявить хоть каплю милосердия и убить меня, но они только смеялись…

–Перестань, перестань, ты не должен рассказывать, – твердит Нэлза, но он ее не слышит, он еще не совсем очнулся от кошмара и не понимает, где он и с кем говорит, воспоминания язвят его, и он не может замолчать, не может остановиться, его всего трясет, это похоже на лихорадочный бред:

–Я был не готов к такому, я не подозревал, что так может быть, мне никогда не говорили, я даже не понял, что они хотят делать, когда они сорвали с меня одежду и голого притащили в каюту… Их было семеро, семеро, я считал, чтобы не свихнуться, я представлял, что это происходит не со мной, будто я наблюдаю со стороны… Они меня били, чтобы я не сопротивлялся, насиловали и снова били, и под конец я делал все, что они хотели, все, даже брал в рот, когда они приказывали, и это было даже лучше, потому что по–другому было больно, очень больно, они разодрали мне там все в кровь… вначале я думал, что не буду унижаться, кричать, просить, но было так больно, что я кричал почти все время, пока мог, и умолял их отпустить меня или хотя бы убить… но они только смеялись и наваливались на меня один за другим, или даже двое сразу, и когда последний закончил со мной, первый снова был готов… и я молился о том, чтобы потерять сознание, чтобы перестать чувствовать, чтобы умереть, но судьба не была милосердна ко мне… они еще несколько раз притаскивали меня в каюту и пускали по кругу, пока летели на Эскузан, но я почти все время был не в себе и ничего не помню до того момента, как очнулся в доме Альрика и узнал, что я теперь раб, собственность, что меня продали ему, как скотину, как вещь…

Знал бы он, у кого ищет сочувствия, а, Нэлза? Его рассказ не вызовет ли к жизни твоих собственных демонов, которые начнут терзать тебя по ночам, как десять лет назад? Не начнешь ли ты снова просыпаться от своих же воплей, вся в слезах, как раньше?

–Замолчи! – крикнула она, задыхаясь, чувствуя, как ее саму начинает охватывать предательская дрожь. – Замолчи!

Она не могла бы сказать, к кому обращены эти слова – к Ариэлю или к ее внутреннему голосу, язвительному и циничному альтер эго, донимавшему ее уже столько лет.

Мальчик вздрогнул и замолчал. Похоже, ее резкий окрик привел его в себя – он пошевелился, отстранился от нее и сел, избегая встречаться глазами.

–Простите, госпожа Нэлза, – произнес он тихо. – Это больше не повторится, если вы будете давать мне снотворное на ночь.

Она незаметно смахнула слезы и какое–то время сидела молча, стараясь проглотить комок, застрявший в горле. «Как я могу оставить его так, без утешения, без слова участия и поддержки? – билось в ее мозгу. – Как я буду смотреть ему в глаза и делать вид, что ничего не произошло?»

–Ариэль, тебе не за что извиняться, – заговорила она чужим, деревянным голосом. – Это всего лишь кошмарный сон. Если и есть в этом чья–то вина, то только моя, потому что я заставила тебя вспомнить о прошлом. И не думай, пожалуйста, что я стану презирать тебя за то, что с тобой случилось. Знаешь, жизнь очень жестока временами, и я встречала много людей, пострадавших еще хуже, чем ты…

–Да, наверное, в вашем мире такое не редкость. Вас трудно чем–то поразить, госпожа Нэлза, – сказал он с горечью, отворачиваясь.

Она выругалась про себя, понимая, что говорит не то, что надо, что ее слова только заставляют его замыкаться. Повинуясь какому–то неясному порыву, Нэлза взяла его за плечо и развернула к себе. Глаза его казались в полумраке совсем черными, уголки губ печально опустились вниз.

–Послушай меня, Ариэль. Тебе нечего стыдиться – ни того, что случилось, ни того, что ты был со мной откровенным. В том, что ты попал в руки подонков, нет твоей вины, и в том, что тебе снятся кошмары – тоже. Кошмары – это еще не самые худшие последствия, какие могли быть, так что считай, тебе повезло. Ты жив, ты свободен, ты теперь сам выбираешь свою судьбу. Не позволяй воспоминаниям испоганить душу, отравить твою жизнь! Такие вещи нельзя держать в себе, и приходит время, когда нужно выплеснуть их, рассказать кому–то, и это тоже не стыдно, поверь мне, мальчик. Время пройдет, и они потускнеют в твоей памяти и исчезнут почти без следа. Прими свое прошлое как данность, отбрось его, как змея сбрасывает кожу. Иначе эти насильники, эти пьяные отвратительные скоты с хлыстами всегда будут с тобой, до самой смерти.