Ангел Спартака - [12]

Трудно! Их, благородных, словно собак, со щенячьего визга держать себя учат, не жалеют. Чтобы плечи ровно, чтобы подбородочек вверх. И спинка — стрункой, если в кресле окажешься. С походкой же сложнее всего. Шаги мелкие, но семенить нельзя. Идти — словно саму себя нести, вперед не подаваться, лишний раз по сторонам не смотреть. Если поглядеть хочешь, голову не рывком вправо-влево, а не спеша, бережно. Говоришь с кем, руками не дергай, но и столбом не стой. «Здравствовать тебе!» — а правая рука чуть к подбородку и ладонью вперед, словно здравие это с ладони спускаешь.

Так что проще всего представить себя на дне морском. Вода тугая всюду, не разбежишься, спешить не станешь. И плавно, плавно...

Сторонись, сторонись! Сиятельная Фабия Фистула!

Грядут, грядут носилки — прямо к Острову Батиата. Там тоже народ — и тоже к стенам теснится. Теснится, переговаривается.

Смотрит.

С носилками и скороходами ясно все, видали такое граждане славного города Капуи, хоть и не каждый день. За ними кто? Понятно кто! Двое парней в темных туниках, с кинжалами на поясах. Для чего — можно не спрашивать, особенно у них самих. А тога откуда? И тога, и который в тоге? У самых носилок, у самого окошка? Молодой, резвый, шаг с ходом носилок ровняет. Не бежит, но поспешает слегка.

— Сторони-и-и-сь!

Переглядываются добрые капуанцы, кивают. Ясное дело — клиент! У тех, кто познатнее да побогаче, всегда рабы-прилипалы имеются. Не из рабов — из настоящих римлян. Почет! С утра благодетелей у крыльца парадного ждут — доброго утречка и здоровья пожелать, потом вслед за носилками бегут, двери отворяют. Надо — кулаками чужих клиентов встречают, а то и за оружие берутся. Не иначе, серьезная женщина — матрона эта, если даже в Капуе клиентов нашла. Сразу видно, сиятельная из настоящих! Сейчас окошко приоткроет, парню в тоге указание даст. А он и побежит, даром что гражданин римский.

Так парень-то известный! Гай Фламиний — тот, что стишки кропает и покровителей ищет. Повезло ему! Нашел, виршеплет!

— Сиятельная Фабия Фистула прибывает в город Капую! Дорогу!!!

Вздрогнул народ любопытный, колыхнулся. Значит, верно, значит, в «Красный слон» пожаловать сиятельная изволит, как и болтали. Недаром хозяин слонячий три дня клопов по комнатам гоняет, травы пахучие по углам рассовывает! А еще велено дважды в день в комнаты воду теплую доставлять. Ванну алебастровую пока на второй втасовали, едва не расколотили. Римлянка, что и говорить! Из самого Палатина!

— Сиятельная!!!

Только не жить такой в «Красном слоне» долго. Говорят, дом себе в центре присматривает, все выбрать не может. То крыльцо низкое, то колонны не того мрамора.

— Сиятельная Фабия Фистула!

Спешат капуанцы к входу в гостиницу, а там прочие, с Острова, с улиц соседних собрались, плечами пихаются, головами вертят. Сейчас самое-самое начнется, госпожа важная из носилок ножку покажет, по ступенькам подниматься примется.

— Многих лет Фабии Фистуле, гостье Капуи! Многих лет!..

Приоткрыла я окошко слюдяное, Гаю Фламинию улыбнулась. Молодцы мы с тобой, поэт, правда?

Антифон

— Не претерпит тот, кто пребывает в мире этом, подобно вору в ночи, — молвил однажды Учитель. — Ибо не увидят тебя гонители твои и обойдут стороной ненавидящие тебя. Но, во тьме пребывая, всегда готов будь зажечь свет.

— Притча? — улыбнулась я. Кивнул, усмехнулся в ответ.

— Зажигай свет свой, и пусть он будет ярок, ярче света встречного, дабы ослепли ищущие тебя. И станется, как с десятью девами, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не запасли масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосудах своих. И как жених замедлил, то сказали все в сердце своем: не станет ждать, призовем на ночь блудников, дабы утешили нас.

Но в полночь раздался крик: вот жених идет, выходите навстречу ему! Тогда встали от блудников все девы и поправили светильники свои. Неразумные же сказали мудрым: дайте нам вашего масла, потому что светильники наши гаснут. А мудрые отвечали: чтобы не случилось недостатка и у нас и у вас, пойдите лучше к продающим и купите себе. Когда же пошли они покупать, пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились. И пировали они с женихом своим, блудники же, невидимы, во тьме остались. И благо было всем им, счастливым и во тьме, и при свете. Неразумные же остались ни с чем, когда блудники, пресытившись, оставили их.

— Жених смотрел на свет, а не на блудников, — поняла я. — А масло? Какое оно?

— Масло? — удивился Он. — Смотря по тому, что ты желаешь зажечь, обезьянка!

* * *

Расстегнула пояс, фибулу на плече, дернулась. Не вышло! Забыла совсем, что палла не моя, прежняя, а римская, ее просто не сбросишь. Сначала накидку-паллиолату долой (она-то сама собой падает, удобно), а вот дальше — сложности. Ее, паллу римскую, матронам предписанную, через голову снимают. А у меня прическа, портить жалко.

— Гай, помоги! Ты где?

Обернулась. Ну, конечно! Мнется у дверей поэт, краснеет.

— Ты что, матрон никогда не раздевал? Не замни только. Скорее, мне сейчас вниз спускаться!..