Ангел пустыни - [21]

Незаметно, чтобы не «сглазить», присматривался к работе эксперта и подполковник. «Как будто уверенно действует, старается, хотя и волнуется». Он хорошо знал, какой филигранной точности, даже искусства требует это вроде бы простое дело. Достаточно малейшей оплошности, — например, попадись в гипсе плохо растертый, комочек — и все труды пойдут насмарку.

Виктор Енаки, выпускник физического факультета университета, пришел в оперативно-технический отдел МВД недавно и не имел пока права ставить свою подпись под заключением. Для этого он должен прослужить не менее пяти лет. А пока его задача заключалась в том, чтобы собрать вещественные доказательства и исследовать их вместе со старшими коллегами в лабораториях ОТО. Когда его включили в розыскную группу, Кучеренко недовольно проворчал: «Могли и поопытнее подобрать», на что получил резонный ответ: «Опытные все в разъезде, а вам, дорогой товарищ, нужно ехать немедленно.»

— Ну как, лейтенант, срисовал? — он подошел к Виктору, когда тот осторожно снял затвердевшие слепки и уложил в чемоданчик.

— Там видно будет, Петр Иванович, — озабоченно отвечал лейтенант. Всего два слепка удалось сделать. Затоптано очень.

— А вам, химикам-физикам, много и не надо, вы же чудеса в своем ОТО творите, волшебники, да и только.

Они прошли через ворота с высокой аркой, выкрашенной в голубой цвет, и оказались в небольшом дворе. Очищенная от снега асфальтовая дорожка вела к высокому коричневому в желтых полосах крыльцу.

— Сюда, — показал рукой Штирбу.

Оперативники обошли церковную стену с облупившейся штукатуркой и остановились возле разбитого окна с распиленной решеткой. Все молчали, сосредоточенно рассматривая следы преступления. Раздались легкие щелчки затвора «Зенита», который пустил в ход эксперт-криминалист.

— А щель-то узкая, взрослому, пожалуй, и не пролезть, — заметил подполковник.

— Смотря какой взрослый, если вроде Мунтяну, — капитан указал на широкого плотного участкового, — то действительно, а худой может проскользнуть. — Он подошел поближе к окну: — Смотрите, вроде, след остался, — показал он на подоконник.

Кучеренко, внимательно разглядывал едва обозначенный на подоконнике след рифленой подошвы и цифры «41» возле каблука.

— Такой размер может быть и у взрослого и у подростка. Пацаны вон какие нынче…

Енаки, сделав несколько снимков отпечатка, с сомнением покачал головой:

— Очень уж слабоват, да и света мало. Не уверен, получится ли… В отделе мы бы его запросто вытянули.

— Так за чем же остановка? — удивился подполковник. — Выпилите — и все дела.

Эксперт снова раскрыл чемоданчик, похожий на «дипломат», только побольше. Плоскогубцы, отвертка, перочинный нож, ножницы, стеклорез, электрический фонарь, лупа, пластилин, пробирки, капроновый шнур и даже конторская резинка, укрепленные в специальных гнездах, были на месте. Только гнездо для пилы-ножовки пустовало.

Он растерянно развел руками:

— Не проверил, торопился, выезд был срочный… Куда она подевалась ума не приложу. Вот здесь лежала… — И добавил что-то о законе паскудности, согласно которому бутерброд всегда падает маслом вниз.

Подполковник не стал оспаривать этот закон, поскольку был убежден в его существовании, но все-таки наставительно сказал:

— В милиции несрочных выездов не бывает, товарищ лейтенант. Пора уже привыкнуть. Попросим, у старосты, у него в хозяйстве должна быть.

Окликнули человека в ватной фуфайке, который все время маячил во дворе, как бы ожидая, что может понадобиться. Узнав, что от него требуется, он торопливо засеменил по двору, куда-то на миг исчез, появился с небольшой пилкой в руках и вежливо подал ее Енаки. Пила была новенькая, с маленькими ручками из коричневой пластмассы. Эксперт уже хотел приступить к делу, как вдруг пила застыла у него в руке.

— Что-нибудь не так, товарищ начальник? — обеспокоенно осведомился старик. — Я другую принесу. У нас еще есть.

— А эта пила у вас откуда? — спросил Енаки, разглядывая налипшие на блестящее полотно свежие металлические опилки.

— Нашел сегодня утром в церкви, как раз под этим вот окном. Вижу хорошая пилка, новая, в хозяйстве пригодится. Вы уж извините, если что не так, — растерянно пробормотал старик.

— Да нет, папаша, все нормально, не беспокойтесь, — успокоил его Кучеренко. — А пилу нам, пожалуй, принесите другую.

Ничего не понявший староста, засеменил по двору, что-то бормоча себе под нос, а оперативники сгрудились вокруг лейтенанта. То, что это — орудие преступления, ни у кого не вызывало сомнений. Детальный осмотр ничего нового не добавил, если не считать обнаруженного на пластмассовой ручке заводского клейма: «ДМЗ».

Пряча в чемоданчик лупу, Енаки с сожалением заметил:

— Захватана… вряд ли отпечатки пригодны для идентификации. Однако попробуем.

Чобу нашел под окном осколок стекла, покрытый густой маслянистой жидкостью, понюхал и, держа его за самый краешек, передал Кучеренко:

— Вроде солидолом пахнет, товарищ подполковник.

— Старый, как мир, способ, — усмехнулся он. — Смазал стекло солидолом, приложил газетку, надавил — и готово, стеклышка как не бывало, и без шума, заметьте. Старо, как мир. Да, замысел был хорош, — продолжал он, внимательно разглядывая осколок, — однако исполнение оставляет желать лучшего. Посмотрите, лейтенант, — повернулся он к эксперту-криминалисту, пальчики на стекле — как в учебнике криминалистики. Неосторожно работал. Солидол — жидкость коварная.