Ангел пустыни - [18]

— Подделка, значит? — уточнил Воронков.

— Ну почему сразу — подделка? — белесоватые глаза Валентина сузились в хитрой усмешке. — Стилизация это называется, понимаешь, стилизация. Тот очкарик в вашем музее, видать, глубоко пашет.

— А ты думал — провинция, мол, кто там разберет. Откуда у тебя этот орел в шапке?!

Валентин снова потянулся к бутылке, на этот раз наполнил обе рюмки, чокнулся и, не дожидаясь приятеля, выпил. Постучав по бутылке пальцем, одобрительно сказал:

— И в самом деле ничего. Годится. А с этим блюдом — целая история, роман, ну просто кино. Давно это было.

…Красная «Ява», оглушительно ревя мотором и оставляя за собой клубы пыли, мчалась по проселочной дороге. Впереди показались деревянные избы, однако мотоциклист въехал в деревню, не сбавляя скорости. Прохожие в испуге шарахались в сторону, жались к обочине, провожая недобрыми взглядами «дьявольского наездника», лицо которого почти скрывали круглый шлем и огромные очки.

— Ну чистый дьявол, — испуганно пробормотала повязанная белым платочком бабка, — чтоб ты пропал, — плюнула она вслед мотоциклисту и перекрестилась.

И надо же было случиться такому: не успел проехать и сотни метров, как мотоцикл завилял, руль опустился, и еще не успев понять, в чем дело, водитель вылетел из седла. Потирая ушибленную ногу, он медленно, с трудом поднялся, заковылял к неподвижно лежащему, урчащему мотоциклу. Лопнула передняя ось. Только теперь он понял, что легко отделался, могло быть и хуже.

Оглянулся по сторонам. Стайка белобрысых деревенских мальчишек оживленно обсуждала происшествие, случайными свидетелями которого они оказались. «Какая от мальцов помощь», — подумал неудачливый водитель и заковылял к большой, на вид очень старой избе. На крыльце покуривал седой дед с молодцевато закрученными вверх усами. Он воззрился на человека в шлеме и больших очках и удивленно воскликнул:

— Это что еще за чучело такое к нам в гости пожаловало!

«Чучело» скинуло мотоциклетные доспехи, и дед увидел симпатичное лицо молодого человека.

— Вот это — другое дело, — одобрил дед. — Кто таков будешь? — уже строже спросил он, сочувственно выслушал рассказ парня и покачал головой: — В район тебе надобно, парень, в Углич, там мастерская имеется, может, и дадут ось. А в нашей Демидовке нету. Езжай на попутной, а мотоцикл ко мне во двор тащи.

В Угличе парню повезло, и спустя часа два он возвратился с осью. Дед принес из сарая инструменты, помог поставить. Когда закончили работу, парень развернул сверток, который привез вместе с осью из райцентра.

— Давай, дед, отметим это дело.

— Можно, конечно.

Они вошли в прохладную сумрачную горницу. В красном углу тускло мерцала лампадка, скупо освещая икону. За бутылочкой разговорились, и дед узнал, что его случайный гость живет в Москве, работает мастером-краснодеревщиком в мастерской с длинным мудреным названием, недавно женился. И еще есть у него одно увлечение: иконы собирает.

Дед изумился:

— Я вот восьмой десяток разменял, и то в бога не верую. Неужто ты, такой молодой, да еще столичный, рабочий человек, верующий?

— Да нет, отец, это просто у меня хобби такое.

Старик с любопытством переспросил:

— Это что ж такое будет? Первый раз слышу.

— Ну, собираю иконы, — объяснил парень. — Интересуюсь просто, коллекционирую словом. За ними и ездил сюда, да зря, ничего не нашел.

Видно, чем-то понравился старику этот рабочий паренек, или, быть может, напомнил сына, не пришедшего с войны. Он задумчиво посмотрел на его фотографию, висящую в красном углу, перевел взгляд на икону и сказал:

— Эту икону я тебе не отдам, бабкина, любимая. Верующая она у меня, сейчас в церкву пошла молиться. А на чердаке имеются. Давно лежат, еще с давнего времени, когда в этой избе трактир держал хозяин. Ты сам слазь, а то мне тяжело, да и выпивши я.

На чердаке, действительно, пыльной грудой лежали иконы. Парень не спешил уходить. Он тщательно обследовал все закоулки и обнаружил медное блюдо. Под темными пятнами окислов на его дне угадывалось изображение двуглавого орла. Здесь были также старинный утюг с большой трубой и деревянная прялка. Притащил все это в избу. Дед равнодушно сказал:

— Забирай, коли хочешь.

Мотоциклист полез было в карман за деньгами, но старик остановил его:

— Обижаешь, парень, я иконами не торгую. И прялку бери с утюгом вместе. На кой ляд мне это старье.

Не знал, не ведал старик, что это «старье» стоит денег, и немалых, а гость не стал его просвещать, поблагодарил, оседлал свою красную «Яву» и был таков.

— Хороший был старик, — с неподдельным сожалением закончил свой рассказ Валентин. — Я к нему часто приезжал, пока он не умер. Вместе к его знакомым ходили за досками, тогда этого добра навалом было, считай, в каждой избе. И денег не брали, заметь. Ну, конечно, поставишь бутылку-другую — и лады. Да, были времена, — ностальгически протянул Валентин, — не то, что нынче. Так и рыщут, подчистую подметают, — его белесоватые глаза зло блеснули. — Трудно теперь стало работать, вот что я тебе скажу, Олег.

Воронков с интересом слушал своего гостя и не узнавал его. Обычно немногословный, скрытный Валентин редко и скупо рассказывал о себе, а особенно о делах. Но сегодня он словно преобразился. «Коньяк, что ли, дает себя знать?» — подумал Олег Георгиевич, всматриваясь в слегка покрасневшее лицо Валентина, который почти в одиночку расправился с бутылкой. Однако его глаза смотрели трезво и осмысленно.