Ангел по имени Ваня - [16]

— А мне где спать? — Митятюля растерянно озирался по комнате в поисках подходящего места. Ваня молча указал, вначале на дверь спальни, а потом на пол перед диваном.

— Но ведь она не пустит меня.

— Не пустит, — согласился Ваня и тут же добавил, — если ты, конечно, попросишь

разрешения…

— Что значит — попросишь разрешения? Я же не могу…

— Ты можешь молча войти в спальню, медленно подойти к своей жене и…

— Что «и»?

— Очень медленно…очень медленно…и с глубокой нежностью…

Митятюля раскрыл рот, собираясь сказать, что он не собирается обсуждать подобные вещи с ребёнком, но Ваня в это время закончил начатое предложение:

— Укутаешь её одеялом и легко…поцелуешь в голову и прошепчешь едва слышно:

«Прости, любимая». А потом,…потом повернёшься и быстро пойдёшь к двери.

— Зачем?

— Чтобы выйти!

— Зачем входить, если надо будет выходить? — удивился Митятюля.

Ваня, тяжело вздыхая, принял сидячее положение, и сокрушённо качая головой, попросил:

— Пап…ну ты просто сделай, так как тебе сказали! А я пока телевизор посмотрю.

— Хорошо, — согласился Митятюля, — хуже от этого всё равно не будет.

— Вот и чудненько. — Ваня снова лёг и сделал вид, что больше не обращает на него внимание. Митятюля некоторое время нависал над головой Вани, ожидая услышать от него ещё какие–то слова. Потом неожиданно и очень решительно направился к двери ведущей в спальню.

Жена всё ещё не спала. Он это понял, как только оказался внутри. Она не спала, но глаза у неё были закрыты. Следуя совету Вани, Митятюля подошёл к кровати и медленно укутал жену одеялом. Затем легко коснулся губами её лба и прошептал:

— Прости, любимая!

«И зачем это всё нужно было делать? Непонятно». Задаваясь этим вопросом, Онаил направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери, когда услышал мягкий голос жены.

— Онаил…останься!

ГЛАВА 8

Митятюля давно не испытывал такого блаженства от сна. Он давно проснулся, но продолжал нежиться в постели. Ноздри щекотал приятный запах духов супруги, который буквально впитался ему в подушку. Самой супруги в спальне не было. По всей видимости, она отправилась готовить детей к школе. Митятюля снова натянул на себя одеяло, собираясь погрузиться в сон, но в этот миг у самого уха раздался удивительно знакомый голос:

— Как тебе ночка, папа?

От неожиданности Митятюля подпрыгнул на постели и быстро обернулся. Ваня лежал на месте жены, подперев голову рукой, и насмешливо улыбался.

— Ты? Что ты здесь делаешь?

— За тобой пришёл! — Ваня поднялся с постели и уже потом продолжил. — Вставай, пора делами заниматься.

— Какими ещё делами? — возмутился Митятюля. — У меня сегодня выходной. И вообще, я на больничном. Меня нельзя беспокоить. Я должен много отдыхать, а ты меня заставляешь работать.

— Когда это я заставляла тебя работать? — раздался рассерженный голос жены. Митятюля и не заметил, как она появилась в спальне. Она была одета в то же простенькое платье, что и всегда. Мягкой улыбки, что радовала Митятюлю весь прошлый вечер, больше не было.

— Да я с Ваней, — начал было Митятюля, но тут же осёкся и, выдержав небольшую паузу, закончил совсем иначе, чем начал. — Я имел в виду, что хорошо, когда много работаешь.

Полезно для здоровья. Взять, к примеру, казино…то есть я хотел сказать лестницу.

Убрал снег и, спина больше не болела. Она потом начала болеть. Но это уже неважно.

Главное снег убран. Всё чисто. Хотя гуся этого жалко. Интересно попал Приам в него или нет? Наверное, не попал…да и…

— Онаил! — одёрнула его жена. На её лице появилась ярко выраженная озабоченность. И следующие слова прозвучали тревожно. — Я всё понимаю. Последствия травмы,…но постарайся себя держать в руках. Не давай…этому Ване взять вверх над собой…

— Конечно, милая, конечно, — поспешно ответил Митятюля, глядя мимо неё, — я не дам.

Нет, не дам. Я его не усыновлю. И в казино ходить не буду. И готовить он меня больше не заставит. И работать не пойду. Останусь в постели и всё…сто тысяч? Какие ещё сто тысяч?

Жена пристально следила за ним. Она видела, что его немигающий взгляд направлен не на неё. Хотя кроме них двоих никого больше в спальне не было. И вид у мужа был такой, словно он внимательно кого- то слушал. От неожиданно прозвучавшего крика своего мужа, госпожа Митятюля вздрогнула и невольно подалась к двери.

— Ты что, не в своём уме? Отдать сто тысяч на тряпки? — наступила короткая пауза, после которой Митятюля заговорил более спокойным голосом. — Да мне за эти деньги целый год надо работать. Да и что плохого в той, что есть? Старая? А вот ты не знаешь,…старая мебель ценится больше. Да и всё старое имеет хорошую цену.

Картины, к примеру,…чего? А почему нельзя их сравнивать с одеждой? На картинах люди иногда тоже в одежде. Я не скупой, мне просто денег жалко. Нет, это не одно и тоже. Как, в чём разница? Деньги можно положить в банк и жить на проценты. Он не накроется…если, конечно, твой дедушка не поучаствует. Чего? Даже не проси. Я не стану отдавать такие деньги…

— Онаил! — снова одёрнула его жена. — Когда ты перестанешь разговаривать сам с собой?

— Милая, — Митятюля обратил к ней несчастное лицо и с таким же несчастным видом спросил: — Ты не хочешь потратить…пятьдесят…нет? Шестьдесят? Да что в этом плохого? Хорошо, хорошо…пусть будет сто тысяч…на покупки? Тебе ведь нужна одежда? Да и детям тоже…