Ангел Петя - [8]

– Перестань называть меня господином, я этого не люблю. Зови просто по имени.

– Как прикажешь, госп… Прометей.

– Так-то лучше. А учат вас всяким глупостям – даже жрецов. Просил же, не забивать молодежи голову чепухой – так нет, не слушают. «Это может плохо отразиться на почтении к Высоким Богам», – произнес Прометей сюсюкающим голосом, явно кого-то передразнивая.

– Кстати, не возражаешь, если я сниму маску?

– Нет, господин.

Петрос вспомнил, что только что пообещал не называть Прометея господином, но извиниться сил не было – выпученными глазами он молча смотрел на лицо Прометея.

– Ты что так вытаращился? – удивился Бог. – А-а-а, тебя никто не предупредил о цвете моей кожи? Да, видом я – светлокожий варвар. Надеюсь, ты не возражаешь? Кстати, перечисляя мои заслуги, ты мне приписал изобретение арифметики, но забыл упомянуть кое-что важное. Вспомни, что именно?

– Ты рассказал, что Барг и другие земли лежат на поверхности огромного шара, – сказал Петрос.

– Не зря ты забыл сразу об этом упомянуть, – усмехнулся Бог, – вам от этих знаний пока никакого прока. Но я имел в виду другое.

Скажи, почему варвары не знают рабства? Почему они даже пленных убивают, а не обращают их в рабов?

– Потом что они дикие? – предположил Петрос.

– Не в этом дело. Даже дикие люди понимают, что заставить кого-то вместо себя работать – это хорошо. Дело в другом. У варваров раб своим трудом может прокормить лишь себя. Возможно, не только себя, но не двоих – чтоб прокормить одного свободного, нужно пять рабов. А за рабами кто-то должен следить, чтоб не убежали, кто-то должен заставлять их работать. Еще их нужно лечить. Одним словом, сплошные заботы, а в результате их хозяин как был нищим, так и останется. В отличие от варваров, вы в Барге можете позволить себе держать рабов из-за хороших урожаев. Конечно, вам повезло с климатом, но в урожаях есть и моя заслуга. Знаешь, зачем вы посыпаете пашню жженым камнем с гор?

– Это жертва для Матери Земли. Так велели нам делать Боги.

– Нет, это совершенно невозможно, – пожаловался кому-то Прометей. – Нужно срочно проводить реформу образования. Что себе думают ваши жрецы? Совершенно слов не понимают! Город, что ли, вам для острастки разрушить?

– Пощади, господин! – взмолился Петрос. Из уроков истории он чудесно знал, на что способны разгневанные Боги.

– Вообще-то я пошутил, – сообщил Прометей. – Но, если ты еще хоть раз назовешь меня господином, сравняю ваш город с землей, так и знай!

Петрос сидел ни жив, ни мертв от ужаса.

– Кстати, сегодня в спальню пригласи светловолосую девушку. Что ты на меня так смотришь? Да, у одной из девушек светлые волосы, тебя не предупредили? Между прочим, сейчас ты сидишь и спишь в учебном классе. Не бойся – ты в маске, и пока никто ничего не заметил. Осторожненько просыпайся и не делай резких движений. Пока, до вечера!

Похоже, нахальный комар отбросил осторожность и вознамерился подкрепиться – раздражающее высокое жужжание вдруг смолкло, и Пете показалось, что кровопийца присел на волосы над левым ухом. Не открывая глаз, молодой человек быстро, но осторожно прикрыл ладонью предполагаемое место посадки насекомого, затем прижал ладонь посильнее. Возмущенного визга пленного не последовало – улетел, негодяй, следовало шлепнуть посильнее, а теперь зловредное насекомое, сделав пару кругов на безопасном расстоянии, продолжит свою атаку, выматывая нервы отвратительным писком. Прошло несколько секунд, но комариного жужжания слышно не было – наверное, уселся, проклятый, на стену в изголовье и не спеша ждет, пока человек задремлет и потеряет бдительность. Не бывать этому! Нужно не полениться, открыть глаза и расправиться с агрессором, после чего, преисполнившись чувством удовлетворения от справедливого возмездия, продолжить заслуженный отдых. Сколько, интересно, сейчас времени? По ощущениям еще спать и спать, хотя, может статься, что уже через пару минут заиграет будильник на телефоне и придется подниматься. Тем не менее, с комаром следует разобраться прямо сейчас. Если теперь его не прибить, он вернется следующей ночью – голодный и злой, преисполненный ощущения собственной безнаказанности, и продолжит свои издевательства над беспомощным человеком. Петя резко сел и несмело, опасаясь яркого света, слегка приподнял веки. Сквозь прищуренные глаза было видно, что еще довольно темно, и до утра, стало быть, еще далеко. Теперь нужно нащупать на стене выключатель, не открывая до конца глаз, зажечь свет, дождаться, пока зрение привыкнет к яркому освещению и разобраться со зловредным насекомым. Рука уверенно потянулась к выключателю, но того на месте не оказалось. Более того, стены, на которой располагался выключатель, не было тоже! Петя удивленно распахнул глаза и обнаружил себя сидящем в невысокой, словно стриженной, очень густой траве на берегу пруда. В черном зеркале водоема отражалось темное небо, почти скрытое за фиолетовыми облаками с яркими оранжевыми каемками от солнца, которое не то уже село, не то еще не успело подняться. «Я сплю, – понял молодой человек, – так уже бывало, мне снился сон, и я понимал, что сплю». Петя не спеша встал и попытался подняться в воздух. Как известно, есть два способа начать полет во сне. Первый – это бежать, увеличивая длину и высоту прыжков, так, чтобы не возвращаться на землю всё дольше и дольше, и, наконец, однажды достигнув высшей точки траектории прыжка, зависнуть в воздухе и начать двигаться не вниз, а вверх. Но сегодня хочется прибегнуть к другому способу – почти не осуществимому в замкнутых помещениях, но весьма эффективному под открытым небом, например, здесь, на берегу пруда. Петя прикрыл глаза и полностью сосредоточился на желании оторваться от земли. Сейчас между ступнями ног и травой образуется зазор, который будет всё увеличиваться, пока не станет очевидно, что полет начался. Тогда можно будет бросить взгляд вниз и убедиться, что земля осталась далеко внизу, а потом лететь куда душа пожелает. Молодой человек посмотрел на ноги и с неудовольствием увидел, что продолжает стоять на траве. Еще он обратил внимание на обувь – на ногах были любимые серые туфли – легчайшие и самые удобные из всех, что могут быть; туфли, с которыми год назад пришлось расстаться после того, как подошвы в результате многолетнего, пусть и очень бережного ношения, протерлись до дыр – и вот, в этом сне они опять на ногах, живы-здоровы. «Не получается взлететь, потому, что я опасаюсь того, что сверху потолок, – предположил Петя, – нужно показать себе, что над головой нет ничего, кроме темного неба» Тут же оказалось, что над головой есть кое-что, кроме неба. Подняв голову, Петя увидел, что из-за его спины вверх уходит много тонких светящихся нитей числом, Петя это мог уверенно сказать, не считая, ровно девятьсот семьдесят восемь. Нити казались пушистыми, и светились холодными неоновыми цветами – от сине-зеленого до красного и согласно колебались, как водоросли под легкой волной. Не сводя глаз с нитей, Петя резко развернулся, и легчайший цветной нимб с небольшой задержкой последовал за его движением, словно нити вырастали откуда-то из лопаток. Повертевшись в разные стороны, молодой человек еще немного понаблюдал за поведением нитей и вернулся к своему плану полетать. Повторная попытка взлететь снова окончилась неудачей, и Петя решил прогуляться по окрестностям – не сидеть же на месте, ожидая пробуждения, тем более что сновидение оказалось удивительно детальным и правдоподобным, воздействуя сразу на все органы чувств – густая трава не только выглядела реально, но пахла, как положено сочной зеленью, а когда молодой человек двинулся прочь от пруда, специально не слишком высоко поднимая ноги, он почувствовал, что растительность цепляется за туфли, издавая очень достоверный шелест. Путь шел на подъем, и вскоре стало ясно, что пруд находится в низине с довольно крутыми стенками, что неудивительно – вода всегда скапливается в низине, отсюда и пруд. Идти было очень легко и приятно, удовольствие почти такое же, как от полета; дыхание немного участилось, но это доставляло радость. Вскоре Петя добрался до внешнего края низины и почти сразу же невдалеке увидел освещенные окна большого здания, по виду – старой помещичьей усадьбы. Мельком молодой человек подумал, что недавнее изучение жизни девятнадцатого века сказалось на его воображении – едва ли помещичий дом явился бы во сне, если бы не часы, проведенные за изучением личности автора новоприобретенной рукописи. Любуясь окнами первого этажа – они притягивали взгляд желтым светом, который казался особенно теплым и уютным на фоне фиолетового неба, Петя чуть было не столкнулся с человеком, мирно сидевшим в кресле-качалке посреди сумрачной лужайки перед усадьбой. Незнакомец, похоже, знал толк в комфорте – перед ним на небольшом столике с гнутыми ножками стоял графин с темной жидкостью – наверное, вином, и наполовину полный бокал. Одет мужчина был, что не удивительно, в костюм, соответствующий Петиным представлениям о нарядах правящего класса в позапрошлом веке. Старомодно и трогательно смотрелся белый шелковый галстук-косынка, изящно повязанный вокруг отнюдь не худой шеи. Грубоватое лицо мужчины казалось знакомым – большие, широко расставленные глаза, хорошо очерченные брови и короткая прическа с наполеоновским чубчиком. Через мгновение Петя вспомнил, кого ему напоминает этот помещик: это же автор недавно приобретенной рукописи, Фаддей Венедиктович Булгарин, – предтеча Жюля Верна, гонитель Пушкина, информатор Третьего отделения, ревностный душитель ростков либерализма в России и прочая, и прочая. Петя, чувствуя себя неплохим специалистом по душителю либерализма, со знанием дела отметил, что в его сне Фаддей Венедиктович куда более молодой и симпатичный господин, нежели потасканный жандармский агент с интернетовских портретов. Порадовавшись своему художественному воображению и зрительной памяти, молодой человек неспешно подошел к плоду своих ночных фантазий и с достоинством поклонился. В ответ лицо Булгарина выразило бесконечное изумление и искреннюю радость (вблизи Пете стало видно, что плод фантазии – еще не старый свежий человек лет до сорока). Сидящий суетливо и неловко вскочил, чуть было не опрокинув столик, и, удерживая Петину ладонь в своих, произнес сбивчивую речь, изобилующую оборотами, присущими просвещенному человеку времен заката крепостничества: тут были и «милостивый государь», и «несказанно рад», и «не чаял вас так скоро здесь увидеть». Затем гость был усажен во второе, прежде не замеченное, качающееся кресло подле стола, а хозяин вскоре занял свое, недавно им оставленное. Несколько мгновений Петя смущенно грелся в ласковом, лучистом взгляде приветливого фантома, затем тот снова вскочил и уже без суетливости весьма достойно назвался: