Ангел на мосту - [54]

Мы вышли из вокзального помещения, завернули в переулок и дошли до ближайшего ресторана. В этот ранний час там было совсем безлюдно. Только буфетчик перебранивался с посыльным из магазина, да в дверях кухни стоял единственный официант — старик в красной куртке. Мы выбрали себе столик, и отец стал взывать к нему громким голосом.

— Кельнер! — кричал он. — Гарсон! Камерьере! Эй, вы!

Его шумная манера в этом пустом ресторане показалась мне неуместной.

— А ну-ка, кто тут обслуживает? — продолжал он кричать. — Ножками, ножками!

И хлопнул в ладоши. Официант обратил наконец на него внимание и зашлепал к нашему столику.

— Это вы мне хлопали? — спросил он.

— Спокойно, соммелье, спокойно, — сказал отец. — Если позволено мне просить вас об одолжении… если это не слишком вас затруднит и не выходит за пределы ваших прямых обязанностей, то мы хотели бы заполучить парочку гибсонов.

— Я не люблю, чтобы мне хлопали, — сказал официант.

— Простите, я не захватил свистка, — сказал мой отец. — У меня есть такой специальный свисток — для пожилых официантов. Ну-с, так вот, извлеките ваш блокнотик и карандашик и запишите: два бифитер-гибсона. Повторите за мной — бифитер-гибсона, два.

— Вы бы лучше пошли в какой-нибудь другой ресторан, — тихо произнес официант.

— Золотые слова! — воскликнул мой отец. — Мне давно не приходилось слышать ничего умнее! Идем отсюда. Чарли! К чертовой матери!

Я последовал за отцом в другой ресторан. На этот раз он вел себя несколько тише. Нам принесли заказанные отцом коктейли, и он принялся расспрашивать меня о перипетиях бейсбольного сезона. Но посреди разговора он вдруг принялся стучать ребром ножа по пустому бокалу и вновь раскричался:

— Гарсон! Кельнер! Камерьере! Эй, вы! Простите за беспокойство, но нам хотелось бы повторить.

— Сколько лет мальчику? — спросил официант.

— А вот это, — ответил отец, — уже не ваше собачье дело.

— Извините, сэр, — сказал официант, — но второго коктейля я мальчику отпустить не могу.

— О, в таком случае я должен сообщить вам одну новость, — сказал отец. — В высшей степени интересную для вас новость. Оказывается, в Нью-Йорке ваш ресторан — не единственный! Недавно на углу вашей улицы открылся другой. Пошли, Чарли!

Отец оплатил счет, и я поплелся за ним в третий ресторан. Здесь все официанты были одеты в розовые куртки типа охотничьих, а по стенам висела всякого рода сбруя. Мы уселись за столик, и отец принялся за прежнее.

— Шталмейстер! Егерь! Ату, ату! Наполните нам рог, дайте два бибсон-гифитера!

— Два бибсон-гифитера? — с улыбкой переспросил официант.

— Вы прекрасно понимаете, что я хотел сказать, черт возьми! — вскричал отец. — Я требую, чтобы вы принесли два гибсона, и поживей! Ходят слухи, что в доброй старой Англии большие перемены. Мне говорил это мой приятель, герцог Кентерберийский. Посмотрим, что нам Англия может предложить в качестве коктейлей.

— Мы не в Англии, — сказал официант.

— Может, не будем спорить, а будем делать, что нам велят?

— Я только хотел напомнить вам, где вы находитесь, — сказал официант.

— Чего не переношу, — сказал отец, — так это выслушивать дерзости от лакеев. Идем, Чарли.

Мы попали в итальянский ресторанчик.

— Buon giorno, — сказал отец. — Per favore, possiamo avere due cocktail americani, forti, forti. Molto giu, poco vermut[27].

— Я не понимаю по-итальянски, — сказал официант.

— А, бросьте, — сказал отец. — Бросьте, мой друг. Понимаете великолепно. Какого черта выламываетесь? Vogliamo due cocktail americani. Subito[28].

Официант отошел и сказал что-то метрдотелю, тот шагнул к нашему столику и сказал:

— Извините, сэр, но этот стол занят.

— Извольте, — сказал отец. — Мы пересядем. Куда прикажете?

— Сегодня все столы заняты, — сказал метрдотель.

— Ах вон оно что! — сказал отец. — Вы не хотите видеть нас своими клиентами, так что ли? Ну и отправляйтесь себе к черту! Идем, Чарли.

— Мне пора на поезд, — сказал я.

— Прости, сынок, — сказал отец. — Мне очень жаль, что так получилось.

Он обнял меня одной рукой и прижал к груди.

— Я провожу тебя на вокзал. Кабы не спешка, мы бы с тобой позавтракали в моем клубе.

— Ничего, папа, — сказал я.

— Погоди, я куплю тебе газету, — сказал отец. — Чтобы тебе было что читать в дороге.

Он подошел к киоску и сказал:

— Достопочтенный сэр, не соблаговолите ли вы осчастливить меня с помощью экземпляра какой-нибудь из ваших никудышных, омерзительных, десятицентовых вечерних газетенок?

Продавец отвернулся и принялся разглядывать обложку журнала.

— Или, быть может, я преступил границы дозволенного, — не унимался отец, — обратившись к вам с просьбой продать мне образчик вашей гнусной бульварной прессы?

— Папа, мне пора, — сказал я. — Я опаздываю.

— Секундочку терпения, — сказал отец. — Всего лишь одну секунду, сынок. Я все же хочу добиться ответа у этого молодца.

— До свидания, папа, — сказал я и, сбежав по ступенькам к платформе, вскочил в поезд. Это было мое последнее свидание с отцом.

ЦЕЛОМУДРЕННАЯ КЛАРИССА

Шла погрузка на вечерний паром, отбывающий в Вайньярд Хейвен. Скоро раздастся свисток, и овцы отделятся от коз — так про себя называл Бакстер коренных жителей острова и праздных туристов, шатающихся по улицам Фалмута. Его машина стояла возле верфи среди других таких же машин, ожидающих парома на остров. Бакстер сидел на переднем бампере и курил. Суета и гомон, царившие в этом маленьком порту, казалось, говорили о том, что весна кончилась и что берега Уэст-Чопа по ту сторону пролива были уже летними берегами. Бакстер, впрочем, особенно не задумывался о смысле, таившемся в этом предвечернем часе и предстоящем путешествии. Он просто скучал и томился ожиданием. Услышав, что кто-то окликает его по имени, он радостно вскочил.