Ангел молчал - [46]
— Не думайте о деньгах в этот час, когда вы…
— Нет, — прошептала она, — я буду думать о деньгах, я хочу, чтобы вы…
Вновь перед ней оказалась голова Вилли, и обе головы сменяли друг друга, как картинки, которыми быстро обмениваются, голоса тоже сменяли друг друга, и один голос обращался к ней на «ты», а другой на «вы».
— Только старику не давай ни пфеннига, обещай мне…
— Когда стоите перед престолом Господа нашего, нельзя…
— Я его ненавижу… Так обещай же мне….
Вместе с голосом Вилли она услышала артиллерийскую канонаду, снаряды рвались где-то в городе с ужасающим грохотом, непохожим на взрывы бомб…
— А теперь я прочту апостольский Символ Веры…
В тот миг, когда вернулся этот голос, артиллерийская канонада утихла.
— Мне пора… Итак…
— …зачат от Святого Духа, рожден Пресвятой Девой Марией…
Она видела, как серая фигура двинулась к двери, открыла ее и закрыла за собой, и, когда дверь хлопнула, окончательно умолкли и глухие удары снарядов.
— Спустившись в ад…
Боль была теперь похожа на очень тихое жужжание сверла, которое нарастало, как вой сирены, и, казалось, перемешивало и сжимало все ее внутренности, чтобы выдавить их наверх… Она ощущала их, как огромный ком в горле, и уже не замечала, что кричит в голос, уже не слышала своего голоса, и последнее, что она видела, были эти беззвучно шевелящиеся губы…
Горячая и темная струя, изогнувшись, задела верхней частью дуги подбородок священника. Отвратительный жирный запах крови забрался в его ноздри, вызвав тошноту. Священник поспешно вскочил, но было поздно: сутана его была расстегнута и кровь, хлынувшая на рубашку, медленно потекла вниз. Он ощутил ее мокрую тяжесть. Потом он вынул из кармана золотую дароносицу и испуганно осмотрел ее. Она была испачкана кровью. Осторожно охватив ее ладонью, чтобы не выскользнула, священник торопливо вытер загрязненное место о рукав, заметив при этом, что монахиня склонилась над кроватью так поспешно, что пламя свечей заколыхалось и силуэт небольшого распятия на стене сильно увеличился. Тень крошечной поперечины креста широкой и темной полосой на миг взвилась к потолку. Потом пламя улеглось, и большая тень распятия опустилась вместе с ним, уменьшилась, и священник увидел тень другой формы: теперь она была похожа на гасильник для свечей. Тот появился в виде большого капюшона, медленно опустился, прикрыв собою одну из свечей, и в том углу, где она стояла, стало темно, а тень распятия переместилась немного влево, ближе к кровати, где горела теперь только вторая свеча…
— Она умерла? — тихо спросил он.
Монахиня молча кивнула.
— Господи, милостиво прими ее бедную душу…
Священник обернулся: в комнату медленно входил человек, которого он раньше мельком заметил в коридоре, — худощавая фигура в черном с властным лицом, и священник перепугался, увидев слезы на этом окаменевшем старом лице…
«Вероятно, ее отец», — подумал он, отходя в сторону, чтобы пропустить вошедшего к кровати, монахиня тоже посторонилась. Только теперь священник смог посмотреть на покойницу: небольшое лицо ее было желтого цвета, рот еще приоткрыт, словно для того, чтобы выпустить новые потоки крови. И этот открытый, искривленный от боли рот придавал лицу выражение бесконечной усталости и отвращения.
Монахиня сделала священнику знак уходить, и он вернул золотую дароносицу на ее место в нагрудном кармане, а выходя из комнаты, тщательно застегнул все пуговицы на сутане…
XVIII
Фишер взглянул в сторону двери и, когда убедился, что она закрыта, нагнулся и отпер ночной столик. Вынул из него шлепанцы, пару грязных скомканных вместе чулок и тут, совсем низко склонившись к полу, заметил следы крови — тонкую темную корочку, приставшую к полу. Он вздохнул, поглядел вверх на свечи и ощутил нечто вроде стыда, когда, задыхаясь от усилий и опершись о край кровати, отодвинул в сторону ночную посудину. В голову лезло все, что он за свою жизнь слышал о судебных процессах по наследованию, и он весь взмок, увидев, что в ночном столике той записки тоже не оказалось. Он вздрогнул, когда замочек щелкнул, и, опираясь о пол, чтобы встать, вдруг обнаружил в полутьме под кроватью чемодан. Тогда он плашмя лег на пол и попытался дотянуться до его ручки. Но чемодан был задвинут так далеко, что достать его не удалось, и Фишеру пришлось, пришлось-таки, пригнув голову, залезть почти целиком под кровать и на ощупь ползти вперед. Его затошнило от омерзения — он лежал, распластавшись на животе, во всяком мусоре, утонувшем в отвратительно толстом слое пыли, а когда подобрался, чтобы продвинуться еще немного вперед, то уткнулся кончиком носа в эту грязь и какие-то нитки попали ему в рот. Он закашлялся и из-за кашля не смог ухватить ручку чемодана. Задержав дыхание, он подавил кашель и наконец взялся за кожаную ручку. Наступила полная тишина. И в этой тишине он услышал, что дверь открылась и вновь закрылась. Фишер не шевельнулся. Послышался звук одного-единственного шага, и вновь наступила тишина. Он подумал, что в комнату вошел кто-то и этот кто-то теперь смотрит на его ноги, на его ботинки, на всю эту жалкую нижнюю половину мужского тела, лежавшего под кроватью. Он мысленно выругался, и этот злобный и нервный внутренний монолог принес ему облегчение. В голове его звучали слова, которых он еще никогда в жизни не произносил и о существовании которых едва догадывался, — «говно, дерьмо собачье»… С души словно камень упал, и он решил вылезти. Упираясь одной рукой в пол, а другой держа чемодан за ручку, он медленно пятился назад, энергично выдыхая накопившийся в легких воздух. Вокруг него поднялось облако пыли, мусор лез в нос и рот, Фишер начал чихать. Потом воротником зацепился за пружину, вылезшую из матраца, и опять замер, бормоча себе под нос бессмысленные грязные ругательства, и почувствовал с отвращением и радостью, что пот и грязь на нем перемешались. Он дернулся посильнее, ощутил, что воротник лопнул, и медленно выполз из-под кровати спиной к вошедшему. Потом швырнул чемодан на кровать…
Послевоенная Германия, приходящая в себя после поражения во второй мировой войне. Еще жива память о временах, когда один доносил на другого, когда во имя победы шли на разрушение и смерть. В годы войны сын был военным сапером, при отступлении он взорвал монастырь, построенный его отцом-архитектором. Сейчас уже его сын занимается востановлением разрушенного.Казалось бы простая история от Генриха Белля, вписанная в привычный ему пейзаж Германии середины прошлого века. Но за простой историей возникают человеческие жизни, в которых дети ревнуют достижениям отцов, причины происходящего оказываются в прошлом, а палач и жертва заказывают пиво в станционном буфете.
Бёлль был убежден, что ответственность за преступления нацизма и за военную катастрофу, постигшую страну, лежит не только нз тех, кого судили в Нюрнберге, но и на миллионах немцев, которые шли за нацистами или им повиновались. Именно этот мотив коллективной вины и ответственности определяет структуру романа «Где ты был, Адам?». В нем нет композиционной стройности, слаженности, которой отмечены лучшие крупные вещи Бёлля,– туг скорее серия разрозненных военных сцен. Но в сюжетной разбросанности романа есть и свой смысл, возможно, и свой умысел.
В романе "Групповой портрет с дамой" Г. Белль верен себе: главная героиня его романа – человек, внутренне протестующий, осознающий свой неприменимый разлад с окружающей действительностью военной и послевоенной Западной Германии. И хотя вся жизнь Лени, и в первую очередь любовь ее и Бориса Котловского – русского военнопленного, – вызов окружающим, героиня далека от сознательного социального протеста, от последовательной борьбы.
«Глазами клоуна» — один из самых известных романов Генриха Бёлля. Грустная и светлая книга — история одаренного, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь.Впервые на русском языке роман в классическом переводе Л. Б. Черной печатается без сокращений.
Одно из самых сильных, художественно завершенных произведений Бёлля – роман «Дом без хозяина» – строится на основе антитезы богатства и бедности. Главные герои здесь – дети. Дружба двух школьников, родившихся на исходе войны, растущих без отцов, помогает романисту необычайно рельефно представить социальные контрасты. Обоих мальчиков Бёлль наделяет чуткой душой, рано пробудившимся сознанием. Один из них, Генрих Брилах, познает унижения бедности на личном опыте, стыдится и страдает за мать, которая слывет «безнравственной».
Генрих Бёлль (1917–1985) — знаменитый немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (1972).Первое издание в России одиннадцати ранних произведений всемирно известного немецкого писателя. В этот сборник вошли его ранние рассказы, которые прежде не издавались на русском языке. Автор рассказывает о бессмысленности войны, жизненных тяготах и душевном надломе людей, вернувшихся с фронта.Бёлль никуда не зовет, ничего не проповедует. Он только спрашивает, только ищет. Но именно в том, как он ищет и спрашивает, постоянный источник его творческого обаяния (Лев Копелев).
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие книги современной французской писательницы Анны Вяземски происходит в русской помещичьей усадьбе в 1916–1917 годах. Герои романа оказываются в гуще революционных событий, которые приносят разрушение и смерть и заставляют их уехать из родной страны. На русском языке публикуется впервые.