Ангел мести - [25]

– Я тоже должна что-то нести, – решительно заявила она и ухватилась за тюк поменьше, но тут же охнула: – Тяжелый!

Рид покосился на Тресси. Что ж, по крайней мере, она больше не отмалчивается.

– Оба тюка тяжелые, – заверил он, – просто мой побольше. Бурдюк с водой понесем по очереди, идет? – Рид вопросительно глянул на нее, и в глазах его заплясали искорки.

– Ладно, – кивнула Тресси и сморщила нос. – Что это так воняет?

– Не я, это уж точно. Мы ведь купались вместе, помнишь?

Тресси и ухом не повела в ответ на эту попытку пошутить. Да, вернуть ее расположение будет не так-то легко.

– Воняет тухлым мясом.

– Оно еще не совсем протухло и пока годится в пищу. Мне пришлось положить его в твой тючок – уж прости, иначе никак не выходило. Если тебя начнет тошнить от этой вони, выбросим остатки на корм червям.

Тресси выразительно скривилась.

– Уж лучше питаться тухлятиной, детка, чем подыхать с голоду, а мне, как ни странно, покуда еще хочется жить. Впереди нас ждут места не слишком изобильные. – Рид махнул рукой в сторону кряжистых гор. – Далеко не все тамошние обитатели годятся в пищу.

«Тухлая оленина тоже не слишком годится в пищу», – мрачно подумала Тресси, но вслух ничего не сказала. В конце концов, если они и живы до сих пор, то только благодаря Риду.

– А воды нам хватит? – Она взвесила на руке кожаный бурдюк с широким наплечным ремнем.

– Должно хватить – бурдюк и так чересчур тяжелый. Если будет трудно нести, – прибавил он, – отдашь мне.

Тресси горделиво вздернула подбородок, надела через голову ремень и пристроила бурдюк за правым плечом. Риду пришлось помочь ей надеть тюк, к которому он пришил лямки. При этом он изо всех сил старался не коснуться самой Тресси – ни ее атласно-гладкой кожи, ни длинных, пламенно-рыжих волос.

Забрасывая песком кострище, он бормотал себе под нос: «Вот упрямая чертовка!», и Тресси показалось, что в его голосе звучало сожаление.

Очень скоро она поняла, почему Рид настаивал на двухдневном отдыхе. Идти здесь было нелегко – даже там, где местность казалась относительно ровной.

Однажды она сказала об этом вслух, и Рид от души расхохотался:

– Да ведь мы давно уже поднимаемся в гору! И на скалы не лезем только потому, что ты еще не привыкла к этому занятию.

Боязнь неведомого заставила Тресси перестать относиться к своему спутнику с прежней холодной враждебностью. Если он и не захотел быть ее возлюбленным, то, по крайней мере, остался защитником и покровителем. В конце концов, кроме них, здесь на много миль окрест нет ни единой живой души – во всяком случае, Тресси на это надеялась. Не так уж трудно вообразить, что за каждым валуном затаились кровожадные индейцы.

Когда солнце поднялось совсем высоко, они устроили привал и уселись у груды гигантских валунов, чтобы подкрепиться жестким вяленым мясом. Тресси спросила:

– А ты бывал раньше в этих краях? Тебе здесь как будто все знакомо и привычно.

Как всегда, Рид долго размышлял, прежде чем ответить на ее вопрос. Глядя на дальние, укрытые снегом пики гор, он мысленным взором видел мальчишку, быстрее ветра скачущего по бескрайней прерии: черные волосы развеваются на ветру, худые ноги ловко и крепко обхватили конский круп, гибкое тело точно слилось с могучим скакуном… Индейцы сиу были лучшими наездниками в мире. Никто не мог с ними сравниться. Однажды, не так уж давно, Рид собственными ушами слышал, как один генерал назвал сиу «лучшей легкой кавалерией всех времен и народов». Эх, если бы у него сейчас был конь!..

Он тряхнул головой и внимательно вгляделся в заснеженные силуэты гор, отгоняя давние, непрошеные воспоминания. Те далекие дни, как и многое другое, ушли безвозвратно. Когда-то Рид искренне считал себя индейцем, но это заблуждение давно рассеялось. Как видно, в этом мире для него и вовсе нет места, потому что среди белых людей он тоже не смог ужиться.

Наконец Рид покачал головой, оглянулся посмотреть на пройденный с утра путь и лишь тогда ответил:

– Я когда-то жил в окрестностях форта Ларами, но это было давно. Потом я решил, что уже стал мужчиной и вправе проливать кровь в этой дурацкой, бессмысленной войне. С тех пор, конечно, места эти мало изменились. Все будет иначе, когда людям надоест наконец воевать и они двинутся на запад осваивать новые земли. – Рид помолчал, задумчиво жуя ломтик жесткого мяса. – А впрочем, вряд ли даже тогда кому-нибудь удастся покорить эти горы. Индейцы объявили их священной землей, значит, наверняка есть веская причина сюда не соваться.

– Отчего же мы тогда не пошли к Орегонскому тракту? Дорога была бы не в пример легче.

– Мы ведь направляемся в Грассхопер-Крик, то есть к северу от форта Ларами. Да тебе бы там все равно не понравилось. Ничего, мы так или иначе одолеем эти горы. До нас с этим справилось множество народу – трапперы, к примеру, или индейские колдуны. Во мне намешано довольно крови и тех и других, так что беспокоиться тебе не о чем.

Тресси решила, что так, видно, никогда и не узнает, почему Рид упорно избегает населенных мест. Сама она не прочь была бы хоть ненадолго вернуться к цивилизованной жизни.

Больше всего ее поразило то, что на вершинах гор лежит снег – а ведь сейчас, по всем приметам, разгар июля! Каково же здесь зимой? Тресси всем сердцем молилась о том, чтобы никогда не узнать этого… но, господи, когда же наконец они доберутся?