Ангел из авоськи - [23]

Наконец атмосфера достигла температуры горящей лавы.

— Что ты сидишь? — закричала вдруг не своим голосом Наталья. — И это называется отец! Ну сделай же хоть что-то! Позвони куда-нибудь! На нее можно найти управу! Она играет в театре! Да спустись вниз, к консьержке, и спроси — она наверняка знает, куда та уехала.

Муж ушел. Но недалеко. Он спустился на этаж, присел на подоконник, где его не было видно в глазок их квартиры, и закурил. А закурив в тишине, он как-то сразу почувствовал себя мужчиной и человеком. И окончательно понял, что искать Макса незачем, что сам он придет, когда захочет, и надо им всем успокаиваться и ложиться спать. Вот только эта бабка воду баламутит! Затушил сигарету в стоящую здесь всегда баночку, хотелось иногда покурить в тишине, на лестнице, по старой еще молодежной привычке… Как вдруг перед ним возник сын.

Волосы его разметались от ветра, видно, ехал без шлема, пахло от него «техникой» и чем-то еще неуловимым — нежным и тягучим. «Духами, чем же еще», — подумал папа и похвалил себя за сообразительность. Но строгость нужна, и он сурово спросил:

— Ты где был?

— А в чем дело? — ответил сын.

— Мать море слез пролила, а ты даже не позвонил.

— А что, я всегда звоню?

— Нет, конечно, — сдался папа, — но, видишь, тут такая ситуация… Баба Паша и ее подружки…

— Меня не интересует баба Паша с ее подружками, — сообщил надменно сын и повернул к двери.

— Нет, ты подожди минуту! — крикнул папа, разозлись на невнимание. — Баба Паша сообщила маме, что ты клеишься к этой актрисе и что…

— А вот уж это мое дело к кому клеится, — нагло заявил сын и, открыв ключом дверь, бросил из-за плеча, — спокойной ночи, па!

Ничего толком не узнав от мужа о разговоре, Наталья промаялась всю ночь без сна. Картины, представляющиеся ей, заставляли ее дрожать от ужаса и гнева. То ей казалось, что сын приводит к ним в дом «эту старуху» и говорит, мол, знакомьтесь, это моя жена. То виделся ей какой-то маленький уродливый старичок, который называл ее бабушка, то вдруг прямо на глазах в старичка превращался ее юный красавчик, блистающий Макс, Максимилиан… Мальчика отняла, околдовала эта баба! Или он сошел с ума, заболел?.. И как лечить? Тинатин?.. Ерунда! Слишком глупа, чтобы что-нибудь придумать неординарное, да и подружки, конечно, такие же… Бедный ее мальчик! Околдованный! Это же ясно! Ведь в кино-то она вся в гриме! И снимается Через сетку. Наталье рассказывали, как снимают этих стареющих див. Может, и дома у нее какие-нибудь приспособления? А он еще дитя и не понимает ничего… Но он же видит ее, видит! Или… уже глаза застило?

Под самый рассвет Наталья с трудом, но заставила себя немного успокоиться. Хватит! Надо действовать! Вон, уже и баба Паша ничего не говорит, только головой качает, и, когда Наталья садится утром в машину, соседки липнут к окнам.

Последнее время Макс как-то совсем не заговаривал о деньгах, будто они ему не были нужны… И Наталья с ужасом поняла, что он где-то работает! Чтобы содержать?!

— О-о, — застонала она и решительно постучала в дверь комнаты сына.

Послышались легкие шаги. Дверь открылась. На пороге стоял Максик.

Наталья еле-еле сдержала внезапно подступившие слезы и жалобно прошептала:

— Мальчик мой… — И больше ничего не смогла сказать.

Макс буквально втащил ее в комнату — спортивно-холодноватого стиля, ничего лишнего, и спросил:

— Хочешь кофе?

Да, вот что надо было ей в эту минуту — чашку горячего сладкого кофе, чтобы как-то согреться внутри и смочь хоть что-то толковое из себя выдавить.

Она попробовала точно так же легко и весело, как и он, ответить:

— Не отказалась бы!

Скоро они сидели за столиком, и Наталья вдруг увидела на стуле небрежно брошенный бронежилет. Видимо, когда она стучала в дверь, он собрался его надевать. Сердце и печень поменялись местами, и она скорее хлебнула кофе, он оказался очень горячим, к счастью, наверное, это и спасло ее от глубокого обморока или скоропостижной смерти. Бронежилет! Она знает, что это такое! Но никогда не видела его у Макса! Откуда? И — зачем? Но с Максом надо держать ухо востро, не так спросишь, ничего не услышишь. Как, видно, и получилось вчера вечером у папаши.

— А эта штука тебе куда? — спросила спокойно (ей так казалось!) Наталья.

— Да так, — ответил беспечно Макс и рассмеялся, — подарила одна дурочка…

Все. Весь ответ. Что еще можно после этого спрашивать?

— Ты что-то сегодня совсем рано, — попыталась продлить разговор Наталья.

— Разве? — удивился Макс. — Я вполне выспался. Мам, ты что-то хотела? Тебе помочь в чем-то?

Вот он — хороший сын и добрый мальчик!

Но как и чем он ей поможет! Себе бы помог.

— Нет, просто папа немного обижен на тебя. Он хотел вечером поболтать с тобой, а ты как-то довольно грубо ему ответил… — лепетала Наталья, понимая, что лепечет. И прыгнула в ледяную прорубь. Но — в другую.

— Знаешь, папа, как всегда, не сказал тебе главного: ты принят (хотя документы еще не пришли, но это не важно!) в парижскую Эколь Финансик и, наверное, недели через две тебе уже надо будет лететь туда. Правда, здорово? — И она жалко покривилась, что должно было означать счастливую улыбку.