Ангел Экстерминатус - [137]

— Нет, ты был нужен мне, — умолял Фулгрим, следуя за братом, но больше не пытаясь к нему прикоснуться. — Возможно, я преувеличил кое-какие детали в эльдарской легенде, но я знал, что только ты найдешь путь в этом лабиринте.

— Тогда зачем врать мне? Зачем выдумывать все эти байки?

— А ты бы согласился на путешествие, если бы я сказал, что твоей задачей будет просто пройти лабиринт?

— Нет, — ответил Пертурабо.

— Ну вот, видишь?

— Тогда что именно мы найдем в конце пути? — Пертурабо кивнул в сторону прохода. — Что там такого важного, ради чего ты жертвуешь столькими жизнями и обманываешь собственного брата?

— Там именно то, что я и обещал, — ответил Фулгрим. — Возможность уничтожать миры и испепелять армии. Сила Ангела Экстерминатус заключена в сердце этого мира, это правда, но лишь мы вдвоем сможем освободить ее. Мы всего в шаге от победы, так что больше никакого обмана.

Вопреки всему Пертурабо почувствовал любопытство. Фулгрим заманил его сюда обманом и уловками, но в его последнем признании не слышалось лжи. Пусть так, но он все равно не верил в напускную искренность брата.

Пертурабо не собирался делиться тем, что окажется в сердце лабиринта, — чем бы это ни было.

— Тогда мы подчиним эту силу вместе, — солгал он.

Бойня, развернувшаяся за стенами форта, была в равной степени ужасной и бессмысленной, и Форрикс в изумленном онемении мог лишь наблюдать, как Дети Императора методично истребляют сами себя. Воины, прежде выступавшие под одними знаменами, теперь кромсали друг друга огромными мечами или расстреливали в трупы товарищей целые обоймы. Площадь наполнилась влажными звуками стали, рубящей плоть, и грохотом стрельбы. О том, чтобы сдвинуть с места «Носороги», перекрывавшие вход на его позицию, и впустить вовнутрь тех немногих, кто не участвовал в этом побоище, Форрикс не стал даже думать.

— Что они творят, во имя Двенадцати? — спросил он, сжав силовыми перчатками сталь парапета. — Это абсурдно.

Фулл Бронн, стоявший рядом, покачал головой:

— Понятия не имею. После того, что я повидал на «Гордости Императора», я даже не пытаюсь понять Третий легион.

— Но это же такое… расточительство! — воскликнул Форрикс, и металл под его ладонями погнулся.

— Ты видел, с чего все началось?

— С чего — не знаю, но знаю, с кого. — Форрикс указал на залитого кровью Кесорона, который, словно сумасшедший берсеркер, добивал немногих Детей Императора, еще державшихся на ногах. Меч капитана обагрился разорванной плотью и внутренностями, а вопли Кесорона напоминали скрежет ногтей по стеклу.

— Попробуем вмешаться? — предложил Камнерожденный.

— Хочешь оказаться в самой гуще?

— Нет, когда у нас есть стены.

— Тогда пусть сами разбираются, — сказал Форрикс. — Идиоты.

Бойня скоро выдохлась: в одной судороге маниакального разрушения оборвались тысячи жизней. Форрикс никогда не видел ничего подобного. Над площадью воцарилась тишина, и на ногах стоял только Юлий Кесорон в доспехах, пурпур и золото которых полностью скрылись под слоем крови и влажных ошметков кожи. Выронив меч, он рухнул на колени и закричал. Это был горестный звериный вопль, после которого воин обхватил голову руками и распростерся ниц, как будто пресмыкаясь перед неким невидимым хозяином.

— Не знаю, зачем Кесорон это устроил, но, проклятье, я это выясню, — сказал Форрикс и, подозвав к себе товарищей-терминаторов, спустился во двор форта.

Вместе с пятью гигантскими воинами он прошел к «Носорогам», служившим воротами. По его кивку две машины втянули выдвигающиеся опоры и, глухо, металлически кашлянув, запустили двигатели.

— Я стану железом внутри, — сказал Камнерожденный, когда машины дали задний ход.

— А я — железом снаружи, — отозвался Форрикс и повел своих воинов за стены, к плачущему Кесорону.

Ворота за ними закрылись. Площадь напоминала скотобойню, где повсюду были разорванные, выпотрошенные тела и бессмысленная смерть. Железные Воины не обращали на мертвых внимания, без жалости топча на своем пути их останки. С каждым шагом Форрикс чувствовал, как невидимое враждебное око, не оставлявшее их с момента высадки, все пристальнее следит за ними, словно они оказались в пределах досягаемости. Он остановился перед Кесороном, который при их приближении поднял голову.

Лицо воина было ужасно: расплывшаяся рубцовая ткань, обожженное мясо и следы чудовищных хирургических операций. Его прежний облик полностью исчез под этой кожаной маской из увечий, которые воин нанес себе сам. Кесорон оскалился в улыбке, обнажая гнилые зубы; между изогнутых клыков мелькнул чешуйчатый язык ящерицы.

— Мы привлекли их внимание, — мутировавшая плоть во рту превратила его голос в хрип.

— О чем ты говоришь?

— Мертвые, — продолжал хрипеть Кесорон. — Мы раздразнили их, и они пришли. Теперь Ангел Экстерминатус сможет восстать из праха.

— Ты убил своих же воинов, — заметил Форрикс.

— Они не мои, — возразил Кесорон. — И никогда не были моими.

— Разве? А чьи же они тогда?

Вопрос, казалось, заставил Кесорона задуматься: он склонил голову набок, словно пытаясь услышать ответ. Затем улыбнулся, и лицо его расползлось, стягивая сворачивающуюся кожу с черепа.