Ангел Экстерминатус - [136]

Предвкушение удовольствия было почти столь же приятно, как и его переживание; своим измененным зрением Кесорон видел все силовые линии, все воспоминания, которыми была пронизана любая конструкция на этой планете. Он дивился тому, что Железные Воины ничего подобного не видят, и почти жалел их за такую ограниченность. Какая, должно быть, невыносимая у них жизнь, если притупленные чувства показывают им только строительный материал того, что считается для них реальностью.

Юлий и его воины окружили крепость IV легиона — тысячи гикающих, орущих маньяков, высоко воздевших оружие и боевые знамена. Словно вулкан накануне извержения или как певец, поднимающийся к высокой ноте, энергия, переполнявшая этот мир, готова была вырваться на свободу. Юлий хотел прорвать неведомую преграду на ее пути, чтобы эта энергия щедрым потоком излилась на улицы и затопила их всех.

Он истерически захохотал и, достав нож, вонзил его в пространство между обтянутым кожей наплечником и исцарапанным нагрудником. Боль длилась недолго, недолго текла и кровь, но он чувствовал, что каждая пролитая капля увеличивает ужас этого мира.

С пришедшей откуда-то извне уверенностью он понял, что кровь его насыщена чем-то исключительным, чем-то невыносимым для расы, создавшей этот город. Кровь — его молитва — была заражена той силой, что пробилась к жизни благодаря гибели этой расы.

И в этот же миг Юлий узнал, что должен сделать.

Нож для этой цели был слишком маленьким, слишком неуместным, и он отбросил его, обнажая взамен меч с зазубренным, утыканным шипами лезвием. Затем вознес клич верности калейдоскопу красок в небесах — и ринулся в толпу скандирующих воинов, своих воинов.

Первым ударом Юлий раскроил напополам одного из какофонов Вайросеана, и тело того взорвалось кровью, словно лопнувший пузырь. Вторым он вскрыл живот воину, чей доспех был столь поврежден, что от него давно пора уже было избавиться. Третий удар обезглавил смахивавшего на быка чемпиона, и фонтаны крови, вырвавшиеся из его шеи, ударили в воздух на три метра. Юлий пробивал и прорезал себе путь сквозь толпу Детей Императора, и с каждой вскрытой артерией, с каждой отсеченной конечностью и пролитой каплей крови росла его уверенность, что он совершает благое дело.

Он рассмеялся, заметив, что Железные Воины с ужасом смотрят на это братоубийство. Даже безликие, невыразительные шлемы не могли скрыть их недоумения. Органы чувств Кесорона были оглушены запахом крови и сильным ощущением того, что он стоит на пороге чего-то необычайного.

Следуя его примеру, Дети Императора набросились друг на друга в смертельной оргии, и сладострастная жестокость убийства вытеснила из их разума все представления о дисциплине или цели. Юлий вспомнил то нарастающее чувство свободы, которое он испытал в «Ла Фениче» в день, когда Властители разврата явили себя в искалеченных оболочках смертных тел. Со временем та утонченная боль и экстаз истинной жизни поблекли, и он был готов вынести — и причинить — любые страдания, лишь бы вернуть те ощущения.

При одной лишь мысли об этом ему показалось, что некая сила тянет за каждую клетку в его теле, умоляя впустить ее.

«Нет, еще не время. Позволь мне еще немного насладиться этим…».

Вся площадь перед гробницей превратилась в бойню. На этом поле боя не было врагов — лишь орущая орда воинов, помешавшихся на самоуничтожении. Дети Императора старательно, хотя и слепо, приносили себя в жертву, и их кровь несла в себе помять о жизни и смерти, рождении и гибели.

Это противоречие заставило силу в сердце Йидриса задрожать от полного ненависти узнавания — и пробудиться.

— Брат! — вскричал Фулгрим, когда Пертурабо бросил бездыханное тело Воры на пол и, не обращая внимание на потрясенного спутника, направился к крайнему левому проходу. Его воины двинулись следом, при этом Железный Круг с легкостью, без всяких жалоб подстроился под его быстрый шаг. Беросс же прошел оскорбительно близко от Фениксийца.

Фулгрим схватил Пертурабо за руку, и тот обернулся, сжав кулак в ожидании драки. Обернулся с грохотом щитов и Железный Круг: все корпусные орудия роботов были нацелены точно на Фулгрима.

— И тебе еще нужно спрашивать? — воскликнул Пертурабо.

— Спрашивать что? — Фулгрим шагнул назад с возмущенным видом, от наигранности которого Пертурабо чувствовал тошноту.

— Каручи Вора никогда не был на этой планете, ведь так?

Маска Фулгрима наконец треснула, и он широко улыбнулся — разоблаченный обманщик, плут, которого поймали за руку.

— Сомневаюсь. Но если и так, какая разница?

— Огромная, — оскалился Пертурабо. — Потому что он никак не мог проникнуть так далеко в лабиринт, однако утверждал, что своими глазами видел оружие, которое мы ищем. Как ты это объяснишь, братец?

Фулгрим пожал плечами, и Пертурабо как никогда остро пожелал сделать свой молот Сокрушителем черепов, а не наковален. Он медленно опустил сжатую в кулак руку и отвернулся раньше, чем гнев его вышел из-под контроля.

— Я знаю, брат, что ты врал мне с самого начала, но все равно надеялся, что в твоих обещаниях будет хоть крупица правду. Что ж, сам виноват — не стоило лететь с тобой сюда.