Ангел Экстерминатус - [121]

Тепловые потоки увлекали за собой облака пыли, которые скользили между остовами зданий; руины только усиливали скорбные крики, которые доносил ветер. Наступление замедлилось: водителю приходилось искать путь через внешний район обширной цитадели. Для бомбардировки этой области использовали менее мощные снаряды, так что окраины цитадели остались более-менее целыми. «Мучитель», разрушая все на своем пути, тяжелым носом пробивал прямую дорогу к той точке, где орбитальное зондирование обнаружило несколько проходов в крепостной стене.

Пертурабо держал открытым канал обмена данными между дисплеем своего визора и системой ауспексов, установленных на сверхтяжелом танке. Из-за помех сигнал доходил сильно искаженным, но то, что он все-таки видел, не вызывало особого беспокойства. Руины были пустынны: ни замаскированных гравитонных ловушек, ни снайперских команд с пусковыми установками, ни подземных мин, на которых мог бы подорваться танк. Судя по всему, путь в цитадель Амон ни-шак Каэлис был открыт, и никто не собирался им мешать.

Коракс особенно любил повторять одну из аксиом военного дела: убивает не тот враг, который на виду, а тот, которого ты не заметил. Пертурабо не мог поверить, что планета, явно столь ценная для эльдар, была окончательно брошена. Западни и ловушки могут задержать неосторожных, но они не заменят воинов с оружием, которые знают, как им пользоваться. Даже неприступную Кавею феррум охраняли тысячи легионеров.

Пертурабо открыл канал пикт-связи с Фулгримом, и в воздухе возникла мерцающая голограмма брата, парящая над наклонной броневой плитой «Теневого меча».

— Разве все это не возбуждает? — засмеялся Фулгрим, его темные глаза широко распахнулись от предвкушения, а лунно-белые волосы парили за спиной пикселированным облаком.

— Мне не нравится, — ответил Пертурабо. — Слишком все просто.

Фулгриму, судя по его виду, было досадно, что его энтузиазм не разделяют.

— Брат, мы в шаге от исполнения наших планов, так зачем ты портишь мне радость?

— Потому что тактическая ситуация слишком уж хороша — обычно это означает, что враг вот-вот атакует, и сильнее, чем ты мог представить.

— Если хочешь, можешь ныть и дальше, — покачал головой Фулгрим, — я же собираюсь наслаждаться сладостью успеха.

— Это место брошено, его никто не защищает. — Пертурабо окинул взглядом здания вокруг, которые в этом районе стояли плотнее. — Ты наверняка это знал.

— У меня были некоторые подозрения, — признался Фулгрим.

— Тогда почему мы просто не атаковали самое сердце цитадели на крыльях «Грозовых птиц» и в десантных капсулах? — прорычал Пертурабо, рассерженный этим последним откровением.

— Потому что подозрения могли не оправдаться, — сказал Фулгрим. — Кроме того, я не хотел лишать тебя возможности построить еще несколько отличных крепостей. Водрузить флаг, так сказать.

— Я тебе здесь не нужен. Ни я, ни мой легион.

— Отнюдь. Когда мастер осады под рукой, но нужды в нем не возникает, — это гораздо лучше, чем наоборот. — Фулгрим улыбнулся, но в улыбке этой сквозило что-то хищное. — Поверь мне, Пертурабо, без тебя у меня ничего не получится. Дорогой брат, ты необходим мне для завершения этой миссии.

От этих слов Пертурабо обдало мертвенным холодом, но все, что Фулгрим говорил в эти дни, сочилось намеками и скрытым ядом. Никакие из его речей не следовало принимать дословно, однако для колкостей, которые, возможно, стояли за этими словами, сейчас было не время.

«Мучитель» проезжал мимо зданий на самой границе разрушений, вызванных бомбардировкой, и потому сохранивших многое из своего былого облика. В небеса вздымались бело-золотые башни из странного люцитового материала, которые отражали призрачное сияние, исходившее от самого города. Вероятно, раньше это был внутренний предел цитадели, грандиозное преддверие ее великолепия. Теперь они стали ее внешней границей — гробницы и строения непонятного предназначения, наделенные изяществом и гармоничностью, которые казались Пертурабо обманчивыми. Даже в самых дерзких своих проектах, когда он забывал об одержимости прямыми линиями, он не мог добиться такой пластичной архитектурной изысканности. Их бессмысленное разрушение вызвало в Пертурабо внезапное чувство вины, и пронзительным укором вернулись образы пылающих городов Олимпии, вонь горелого мяса от гигантских костров, охвативших целый мир, и пепельный привкус утраты.

— Брат? — окликнул его голографический Фулгрим.

Пертурабо отогнал морок воспоминаний: впереди открылось широкое пространство, опоясывающее внешние стены цитадели, которые, вздымаясь на сотни метров, были безупречно гладкими, словно поверхность драгоценного камня, любовно отполированная мастером-ювелиром.

Именно от этих стен исходило зеленоватое свечение, неведомым образом мягко озарявшее этот невероятный мир. Над парапетными стенами поднимались башни дивных очертаний, похожие больше на органические колонии кораллов, чем на творение зодчего. Внутрь вело множество высоких и широких проемов, по форме напоминавших листья, по внешнему краю которых были вырезаны неведомые письмена. Зачем строить такие высокие стены, чтобы потом испещрить их столь частыми проходами? Это казалось абсурдным.