Ангел для сестры - [96]

Шрифт
Интервал

Я не был ветеринаром, но понимал, что если животное так орет, то, значит, что-то идет совсем не так, как надо. Из нее выглядывали два небольших пузыря, овца лежала на боку и тяжело дышала. Она посмотрела на меня своими черными глазами и сдалась.

Я не собирался допускать, чтобы кто-то сдох на моем дежурстве, потому что эти гестаповцы, которые управляли лагерем, заставили бы меня закапывать чертово животное. Поэтому я растолкал остальных овец, опустился на колени и потянул скользкие узловатые пузыри. Пока я тащил, овца кричала, как любая мать, когда ее ребенка вырывают из чрева.

Ноги ягненка были сложены, как швейцарский армейский нож, на голове был серебристый пузырь, на ощупь похожий на внутреннюю поверхность щеки, когда по ней проводишь языком. Ягненок не дышал.

Конечно, я не собирался делать ягненку искусственное дыхание. Для начала я просто разорвал пальцами пузырь на его шее. Оказалось, что этого было достаточно. Минуту спустя он уже шатался на подгибающихся ногах и блеял, зовя маму.

В то лето родилось около двадцати ягнят. Но каждый раз, проходя мимо загона, я безошибочно узнавал своего. Внешне он не отличался от остальных, но был чуть проворнее и солнце ярче играло в его кудряшках. Если удавалось его поймать и заглянуть в глаза, то можно было увидеть молочно-белые зрачки – верный знак того, что он пробыл на той стороне достаточно долго, чтобы теперь наслаждаться тем, что мог потерять.

Я рассказываю об этом потому, что, когда Кейт наконец открыла глаза, я понял, что одной ногой она уже тоже на той стороне.


– О Господи, – слабым голосом проговорила Кейт, увидев меня. – Все-таки я попала в ад.

Я наклонился к ней.

– Знаешь, сестренка, меня не так просто убить.

Я встал и поцеловал ее в лоб, задержав губы немного дольше обычного. Как это матери определяют температуру таким образом? Я мог определить только неизбежную потерю.

– Как дела?

Она улыбнулась мне, но это было все равно что смотреть на карикатуру, после того как увидел подлинник в Лувре.

– Замечательно, – ответила она. – Чем обязана визиту?

«Тем, что тебе недолго осталось», – подумал я, но вслух сказал другое.

– Я был здесь недалеко. К тому же на этой смене дежурит хорошенькая медсестра.

Кейт рассмеялась.

– Боже, Джес, мне будет не хватать тебя.

Мы оба удивились, как легко она это сказала. Я сел на край кровати и провел пальцем по тонкой складке на одеяле.

– Знаешь… – Мне хотелось ее подбодрить, но она накрыла мою руку своей.

– Не надо. – На какую-то секунду ее глаза стали живыми. – Может, моя душа переселится в кого-то другого.

– Как Мария-Антуанетта?

– Нет, не сейчас. В будущем. Думаешь, это глупо?

– Нет, – признался я. – Мне кажется, мы все время от времени возвращаемся.

– Тогда, как ты думаешь, кем ты станешь в следующей жизни?

– Разлагающимся трупом. – Она вздрогнула, что-то пискнуло, и я испугался. – Кого-то позвать?

– Нет, тебя вполне достаточно, – ответила Кейт, и хотя я знал, что она ничего особенного не имела в виду, но почувствовал, как в горле заворочался комок.

Я вдруг вспомнил старую игру, в которую часто играл, когда мне было девять или десять лет и мне разрешали кататься на велосипеде до темноты. Глядя, как солнце склоняется к горизонту все ниже и ниже, я заключал с собой небольшие пари. Если я задержу дыхание на двадцать секунд, ночь не настанет. Или если я не моргну. Или если я смогу стоять так неподвижно, что муха сядет мне на щеку. Теперь же я поймал себя на том, что стараюсь выторговать жизнь Кейт, хотя знал, что это не поможет.

– Ты боишься смерти? – выпалил я.

Кейт повернулась ко мне, и на ее лице промелькнула улыбка.

– Я тебе расскажу. – Она закрыла глаза. – Мне нужно немного отдохнуть, – с трудом выговорила она и опять уснула.

Это несправедливо, и Кейт это знала. Не обязательно прожить целую жизнь, чтобы понять: мы не всегда получаем то, чего заслуживаем. Я встал, чувствуя, как тот комок в горле становится больше и больше, и я уже не мог сдержаться, и все вырвалось наружу. Я выбежал из палаты Кейт, чтобы не тревожить ее. Там я кулаком пробил дыру в белой стене, но это помогло мало.

Брайан

Приготовить взрывчатку не сложно. Вам понадобятся миска из термостойкого стекла, хлорид калия, который продается в аптеке как заменитель соли. Гидрометр. Отбеливатель. Налейте отбеливатель в термостойкую миску и поставьте на огонь. Тем временем отмерьте необходимое количество хлорида калия и добавьте в отбеливатель. Измерьте гидрометром и кипятите, пока отметка не достигнет показателя 1,3. Охладите до комнатной температуры и отцедите образовавшиеся кристаллы. Именно эти кристаллы вам и будут нужны.


Тяжело жить в постоянном ожидании. Всегда рассказывают о воинах, участвующих в битвах. Но тем, кто ждет их, еще труднее.

Я сидел в самом ужасном на Восточном побережье зале для судебных заседаний и ожидал, когда меня вызовут для дачи свидетельских показаний, как вдруг запищал мой пейджер. Я посмотрел на номер и застонал, пытаясь сообразить, как поступить. Дать показания я смогу позже, а на работе я нужен сейчас.

После некоторых объяснений я получил разрешение на то, чтобы меня вызвали позже. Я вышел через главную дверь и сразу же попал под град вопросов и вспышек камер. Все, что я мог сделать, это растолкать этих падальщиков, пытающихся склевать останки моей семьи.


Еще от автора Джоди Линн Пиколт
Если бы ты был здесь

Будущее Дианы О’Тул распланировано на годы вперед: успешная карьера, двое детей, огромный загородный дом… И хотя все идет по плану, девушку не покидает ощущение, что она топчется на месте. У нее есть хорошая работа, но пока нет карьерного роста. Есть любимый человек, но пока нет семьи. И все же Диана надеется получить предложение руки и сердца во время романтической поездки на Галапагосские острова. Однако жизнь вносит свои коррективы. Начинается эпидемия ковида, и Финн, бойфренд Дианы, который работает врачом, остается в Нью-Йорке.


Искра надежды

Джордж никогда не думал, что станет тем, кто захватывает заложников. Но сегодня утром он пришел в центр, где проводят аборты, вооруженным и отчаявшимся. Именно здесь, по его мнению, его юной дочери сделали страшную операцию, лишили искры новой жизни, и теперь они ответят за все. Полицейский детектив Хью Макэлрой не впервые вел переговоры с вооруженным преступником. На этот раз он понимал: тот, кто открыл огонь в клинике, не маньяк-убийца, а лишь отчаявшийся отец. Но внезапно Хью видит в телефоне сообщение от своей дочери.


Книга двух путей

Дороги, которые мы выбираем… Дон, в прошлом аспирант-египтолог, а нынче доула смерти, которая помогает своим клиентам смириться с неизбежностью перехода в мир иной, волею судеб оказывается в Египте, где пятнадцать лет назад работала на раскопках древних гробниц и встретила свою первую любовь. И совсем как в «Книге двух путей», древнеегипетской карте загробного мира, перед Дон открываются два пути. Она должна решить, что для нее важнее: комфортное существование с заботливым мужем или полное неопределенности возвращение в прошлое, к любимой работе и покинутому возлюбленному, которого она так и не смогла забыть.


Сохраняя веру

Мэрайя, застав мужа с другой женщиной, впадает в депрессию, а их семилетняя дочь Вера замыкается в себе и ищет утешения у подруги, которую, возможно, выдумала, а возможно, и нет. Все чаще и чаще происходят необъяснимые вещи: Вера то процитирует стих из Евангелия, хотя в доме даже нет Библии, то упомянет о давнем эпизоде из жизни своей мамы, о котором та никогда никому не говорила. По городку и за его пределами начинают циркулировать слухи о девочке, которая видит Бога в женском обличье и исцеляет больных.


Рассказчица

После трагического происшествия, оставившего у нее глубокий шрам не только в душе, но и на лице, Сейдж стала сторониться людей. Ночью она выпекает хлеб, а днем спит. Однажды она знакомится с Джозефом Вебером, пожилым школьным учителем, и сближается с ним, несмотря на разницу в возрасте. Сейдж кажется, что жизнь наконец-то дала ей шанс на исцеление. Однако все меняется в тот день, когда Джозеф доверительно сообщает о своем прошлом. Оказывается, этот добрый, внимательный и застенчивый человек был офицером СС в Освенциме, узницей которого в свое время была бабушка Сейдж, рассказавшая внучке о пережитых в концлагере ужасах.


Чужое сердце

Шэй Борн, осужденный за двойное умышленное убийство, более десяти лет ожидает исполнения приговора – казни посредством смертельной инъекции. У дочери убитого им полицейского, Клэр, тяжелейшее заболевание сердца, и спасти ее может только трансплантация. Шэй готов умереть на виселице, чтобы стать донором для девочки. Примет ли семья сердце убийцы? И что движет преступником: страх смерти, раскаяние, религиозный порыв?…


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.