Ангел - [6]
Рози откинулась на спинку стула, разглядывая фотографию Ги, Лизетт и Колли, стоявшую на столе. Этот снимок сделала она сама прошлым летом. Лица людей на фотографии излучали такое беззаботное счастье, что ей захотелось ее увеличить и вставить в рамку. Но за беспечными улыбками прятались растерянность и боль.
По крайней мере эти чувства таились в Ги и Колли, в этом она была убеждена. Лизетт, конечно, еще слишком мала, всего пять лет, чтобы разбираться в таких вещах. Ги был проблемой, сейчас это стало ей вполне очевидно. Проблемой не только для своего отца, но и для всех остальных. А больше всего для нее самой и для Колли, которую он без всякой причины обвинял в большинстве своих неудач. «Выпадение из времени», как говорил Гэвин. Ги ему никогда не нравился, он всегда не без удовольствия подчеркивал, что тому следовало жить в 1960 году в Хайт Эшбери.
– Этот бездельник – просто хиппи-переросток, оказавшийся не на своем месте и не в своем времени, – сказал он ей на днях неприятно резким тоном.
Доля правды в этом была. И пожалуй, значительная. Но Ги уже не переделаешь. Иногда ей казалось, что он недалек от самоубийства.
Но что бы ни говорил Гэвин о Ги и остальных, они все же были ее семьей, и она любила их и заботилась о них. Она заботилась даже о Ги, хоть он этого и не заслуживал.
Растревоженная своими мыслями, она тяжело вздохнула. Ги не умел понимать людей, был не в состоянии постичь чужую душу, иначе ему было бы много легче ладить со своим отцом, с Колли и с ней самой. С годами его безответственность, казалось, только возрастала. Рози всегда была убеждена, что Ги слабый человек, но в последнее время она поняла, что он еще и самое эгоистичное существо из всех, кого она знала.
Взгляд ее переместился на другую фотографию на столе. Это был такой же снимок, что и на гримерном столике Гэвина, даже рамка от Тиффани была точно такой же. Несколько лет назад Нелл подарила на Рождество каждому из них по такой рамке, одну оставив себе.
Склонившись, она вглядывалась в лицо Нелл: тонкие правильные черты, мечтательные глаза цвета летнего неба, переливающиеся светло-золотистые волосы. Маленькая и изящная, она казалась очень хрупкой. На самом же деле она была едва ли не самой сильной из всех. "Стальной характер и железная воля»,– вот что она бы сказала о своей Крошке Нелл сейчас.
Улыбаясь, смотрела с фотографии красавица Санни, их Златовласка. Тоже золотистая блондинка, но чуть потемнее Нелл, она была выше и крупнее ее и поражала необыкновенной славянской красотой: немного раскосые миндалевидные глаза, высокие скулы, тяжеловатый подбородок. Все в Санни – и ее поразительные янтарные с золотыми искрами глаза, и свежая бело-розовая кожа – производили впечатление очень удивительного здоровья и жизненной силы. Ее внешность выдавала ее крестьянское происхождение: ее родители были польские эмигранты в первом поколении. Бедная Санни! Она оказалась такой хрупкой и уязвимой! Как будто сделанная из тонкого стекла. Бедная, бедная Санни! Она доживает свои дни в этом ужасном месте, и затуманенный разум ее блуждает вдали. Вдали от них всех, вдали от реальной жизни!
Кевин на фотографии стоял рядом с Гэвином – смуглый красавец с черными ирландскими глазами, искрящимися смехом и озорством. В определенном смысле он тоже потерян для них, живя как бы в чреве чудовища, балансируя на волоске от смерти, уходя от одной опасности к другой в темном царстве преступного мира, где любая оплошность может стоить ему жизни.
А вот и Мики, втиснувшийся между Кевином и Санни, еще одна жертва времени, в которое им довелось взрослеть, еще один, кого они потеряли. На фотографии светлые волосы обрамляли сияющим ореолом его лицо. Рози всегда считала, что у Мики очень хорошее лицо, открытое и доброжелательное. Он был красив спокойной, неброской красотой. Рядом с этим широкоплечим гигантом они все казались меньше ростом.
Они не знали, где сейчас Мики. Он исчез, пропал в буквальном смысле слова. И несмотря на все попытки Гэвину не удалось добиться достоверной информации о нем. Не помог и частный детектив, нанятый Гэвином.
И только они трое – Нелл, Гэвин и она сама – смогли преуспеть в жизни, исполнить его юношеские мечты. Хотя брат Рози, Кевин, мог бы и не согласиться с таким утверждением. Им троим удалось реализовать свои планы, но и Кевин добился своего. Во всяком случае он занимался тем, чем хотел, и делал это неплохо.
Взяв фотографию, Розалинда долго вглядывалась в знакомые лица. Когда-то они были самыми близкими друзьями, любящими и заботливыми, живущими одной жизнью.
Немного погодя она перевела взгляд на Гэвина. Каким знаменитым стало сейчас его лицо – резкое, угловатое, с высокими скулами и глубокой ямкой на подбородке. Его широко поставленные серо-голубые глаза с длинными ресницами спокойно смотрели из-под темных бровей. Невозмутимо, сказала бы она. Человек с нечистой совестью почувствовал бы себя не в своей тарелке под этим испытующим взглядом. Загадочная усмешка кривила его чувственные губы. Усмешка, ставшая чем-то вроде его фирменного знака. Женщины всего мира влюблялись в это лицо, возможно, потому, что оно казалось им исполненным поэзии и романтики, скрывающим страдания и душевные драмы. Лицо средневекового рыцаря. Она размышляла над этим, спрашивая себя, не отождествляет ли она актера с его последней ролью, и решила, что нет. У Гэвина действительно было лицо с портретов XV века. И не удивительно. Судя по имени, он был шотландцем по материнской линии и итальянцем по отцовской. Фамилию Амброзини он, лишь чуть-чуть изменив, оставил в качестве актерского псевдонима. Несмотря на свою славу, успех и богатство в душе Гэвин почти не изменился, Рози это хорошо знала. Он оставался таким же, как тогда, в 1977 году, когда они познакомились.
