Был вечер. Я стоял перед стеклянной витриной закрывшегося цветочного магазина и смотрел сквозь темные очки на то, что вздымалось из простенького керамического горшочка. Чем-то оно напоминало мою Мымру. Вот только цвет вульгарно ярковат. Названия на прилепленной бумажке, к сожалению, не значилось, была указана лишь цена, кстати, чепуховая. До которого часа они работают? Ах, до девяти… Ну что ж, завтра подойду спрошу. Может быть, даже куплю. Вдруг у них есть что-нибудь в том же роде, но менее аляповатое…
Бракованных андроидов на бульваре поубавилось: либо расползлись по футлярам, либо собрались вокруг фляжечки. Совершали телодвижения и называли это жизнью. Весь рабочий день присаживались по приказу начальства на корточки, брались правой рукой за левое ухо… Правда, мало кому из них платили за это пять тысяч в сутки…
— Володька?.. — произнес кто-то испуганным шепотом за левым моим плечом.
Я обернулся. Вы не поверите, но это был мой непутевый шурин Толик, небритый и, по-моему, малость с похмела. Одежка тоже оставляла желать лучшего. Стало быть, так и не добрался до Канар — осел в трущобах…
— Ты… откуда?.. — не веря, спросил он.
— Оттуда, — сурово сказал я и показал загипсованную кисть.
Глаза Толяна остекленели, он непроизвольно облизнул губы и быстро огляделся. Губы — толстые, раскатанные. Жизнелюбивые.
— Тоже скрываешься?.. — Он снова понизил голос.
А что тут еще можно было предположить? Голова обрита наголо, темные очки в пол-лица… Это в одиннадцатом-то часу вечера! Вот только прикид мой явно смущал Анатолия. Кожаные сандалеты, шортики, маечка — все новенькое, все из бутика. Я почти слышал, как скрипят мозги шурина, пытаясь все это совместить.
— Слушай, — сказал я. — Тут за углом подвальчик есть…
— «Тихий омут»? — Толян оробел. Раньше за ним такого никогда не замечалось. — Он же дорогущий…
— Осилим.
Подвальчик был хорош полумраком, ширмочками и приглушенной бормочущей музыкой. В остальных заведениях она гремит.
Мы свернули за угол и сошли по каменным ступеням в прохладные колодезные сумерки.
— Это со мной, — предупредил я на всякий случай служителя в ливрее.
Расположились в уголке.
— Как же ты выкрутился? — поражение спросил Толян.
— Я не выкрутился, — честно ответил я ему. — Я закрутился.
— Может, и меня закрутишь? — рискнул пошутить он.
— Может, и закручу… Как там Танька? Замуж не вышла?
— Хрен ее знает! Я уже на нее выходить боюсь… Пасут.
Неужели до сих пор пасут? Что-то не слишком верится. Долг у нас был один на двоих, а Карина его погасила. То ли он об этом еще не знает, то ли, пока я там вкалывал андроидом, успел новых дел наворотить… Тоже вполне возможно.
Нам подали пиво и обильную закусь. Все по высшему разряду. Глядя на такую роскошь, Толян расчувствовался.
— Ты на меня сердца-то не держи, — покряхтывая, сказал он и ушел в надрыв: — Ну не было выхода, не было! Сам не знаю, что я им плел, отца родного продал бы… с перепугу… — Всхлипнул, хлебнул. — Тебе вон руку повредили, а мне бы точно башку снесли… — то ли пожаловался, то ли похвастался страдалец.
Мне стало совсем неловко.
— Да ладно тебе… — пробормотал я. — Ну было… Ну и что ж теперь? Было, да прошло… Ты лучше вот что скажи… У тебя особые приметы есть? Ну там шрамы, татушки…
