Андрей Ярославич - [43]
Тишина и безлюдье…
Он ступал осторожно… Ступени ковром покрыты… В сенях — ни души… Ни одной прислужницы… Еще немного он пройдет… просто так!.. Все равно ведь никого нет…
И вдруг ему почудилось, что за дверью, неплотно притворенной, есть кто-то, живой, неспящий! Даже чуть жутко сделалось, почти как тогда, когда мимо церкви шел… За дверью никто не ходил, не говорил, не скрипел… Но овладевало душой это чувство, будто за дверью что-то чудесное, тихое, совсем неведомое ему…
Тихо-тихо подошел и заглянул, ног под собой не чуя…
В горенке у окошка раскрытого поставлен был книжный налой. Такой налой мальчик видел в келье одной, когда возили на богомолье в Андреевский монастырь. Андрею пояснили, что за такими налоями монахи читают и переписывают священные и богослужебные книги. Ему и на мысль не могло прийти, чтобы такой налой был в мирской горнице, да еще и в женском жилье…
Но еще поразительнее было то, что за налоем, чуть склонившись, стояла девушка в распашном платье верхнем, накинутом небрежно поверх легкого нижнего. И видны были ступни, босые, в легких туфельках мягких пестрых, без задников… И когда увидел эти маленькие светлые точеные ступни, сердце сильно ударилось в груди… А волосы были распущены и были такие нежно-золотистые и витые такие, волнистые, — это, должно быть, от тугого плетения. И тотчас осветилось в сознании Андрея: «Мелисанда Триполитанская!» Будто странный смутный образ, трепетавший в его сознании смутно, вдруг обрел плоть и кровь…
Неужели он прежде видел ее? Конечно, это Ефросиния, вдова неведомого брата Феодора… Но неужели он прежде видал ее? Нет! Должно быть, нет… Как мог — видать и не приметить?..
И невольно отворил дверь пошире… Дверь скрипнула… Замер, не опустив рук…
Девушка обернулась к нему.
Ее лицо и движения — все было такое нежное и сосредоточенное… Вот такою была Мелисанда, пока не утратила своей дивной красоты. А когда утратила, душа ведь осталась! Эта душа, глядящая в каждом движении, во взгляде нежных карих глаз; душа, не ведающая, что есть — насмешка над ближним, нечистота и гнев…
Андрей не приметил, откуда взялся в ее руках широкий — золотые разводы по голубому полю — плат… И вот уже легко порхнули руки в рукавах — и скрылись волосы золотистые…
Он решительно отворил дверь и встал перед ней, перед этой красавицей одухотворенной…
Она смотрела на него серьезно и ясно…
Видела совсем еще детское лицо, еще такое детски круглое, что кончик носа казался чуть вздернутым. И лицо это выражало наивную недоверчивость и ребяческую лихость… Но глаза — голубые, и свет солнечный в них и из них — выражали смущение и еще глубину этого странного ума…
— А ты Андрей… — произнесла она каким-то округло-певучим голосом. И голос у нее был словно бы проще, нежели вся она…
И когда Андрей услышал произнесенное ее голосом свое имя, сердце его снова ударилось в груди сильно…
И мысль о том, что она, видая его прежде, запомнила и приметила, эта мысль, казалось, обожгла…
Он подошел к налою. Все-таки он был еще ребенком, и снова сделался ему интересен этот налой, и разложенные по нему плотные листы, и большая раскрытая книга, и маленькие чашечки с красками яркими, и кисточки, и стерженьки-писала… Все это он видал в келье. Но было странно: зачем это здесь… Разве может мирянка делать то, что лишь монахи делают? А вдруг это какой-то страшный грех, который хуже всех других грехов? И тотчас же стало страшно за нее и за себя… Она неужели губит свою душу?! И ведь он… ведь он… Он никогда не выдаст ее… И свою душу тем погубит?..
Он знал, что в книгах буквами написаны слова. Подошел еще ближе… Большая красная витая буква-птица смотрела на него круглым глазом… Страх и тревога утишились невольно…
— Что это? — Он сам не знал, о чем спрашивал. Обо всем. Почему она делает то, что делают монахи, и что же такое она делает… Но она подумала, что он спрашивает о букве, какой краской начертана эта большая буква… И отвечала своим тонким простым голосом:
— Это киноварь…
И звучание этого простого голоса угасило его смущение перед ней. И теперь он задавал вопросы, один за другим, пытливо и увлекаясь все более и более. И она уже оценила его ум и отвечала ему толково, подробно и спокойно…
И когда он узнал, что ничего дурного и грешного миряне не вершат, когда читают и пишут, она увидела, как вздохнул он с невольным облегчением. Она сама была натурой утонченной и без труда осознала уже в эту, первую их, встречу эту чувствительность и ранимость его души…
Ефросиния была воспитана на южнорусский лад; старая монахиня-гречанка обучила ее греческому и латыни и славянской грамоте…
Для Андрея уже самая первая беседа с Ефросинией была словно припадание к неведомому и сладостному для питья источнику. Он узнал многое, чего прежде и предположить не мог. Но его живой ум тотчас все воспринимал, впитывал и развивал.
Необычайно заняло его это странное искусство перевода с одного языка на другой. Отвечая на его вопрос, Ефросиния сказала ему, что стопа листов, уложенных на налое, это сделанный ею перевод жития святого Андрея Константинопольского; она переложила славное это житие с греческого языка и греческих букв на славянскую грамоту, и теперь она переписывает житие в книгу…
Средневековая Польша. Польский король Сигизмунд I Старый (1467–1548) женится на Боне, дочери миланского герцога Джангалеаццо Сфорца. Красивая, обворожительная, умная, она рвется к власти. Ее не устраивает положение жены короля, она сама хочет стать королевой и править страной.Все было в трагически оборвавшейся жизни Боны — политические дрязги, коварство придворных, козни врагов и непостоянство друзей. О том, как непросто казаться сильной, будучи слабой, и повествует книга «Королева Бона».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.
Многие эссе и очерки, составившие книгу, публиковались в периодической печати, вызывая колоссальный читательский интерес.Переработанные и дополненные, они составили своеобразный «интеллектуальный роман».В отличие от многих, поднимающих «еврейскую» тему и зачастую откровенно спекулирующих на ней, писатель-мыслитель не сводит счеты ни с народами, ни со странами, ни с людьми. Но, ничего не прощая и не забывая, он предъявляет самый строгий иск – Иск Истории.
«Кто любит меня, за мной!» – с этим кличем она первой бросалась в бой. За ней шли, ей верили, ее боготворили самые отчаянные рубаки, не боявшиеся ни бога, ни черта. О ее подвигах слагали легенды. Ее причислили к лику святых и величают Спасительницей Франции. Ее представляют героиней без страха и упрека…На страницах этого романа предстает совсем другая Жанна д’Арк – не обезличенная бесполая святая церковных Житий и не бронзовый памятник, не ведающий ужаса и сомнений, а живая, смертная, совсем юная девушка, которая отчаянно боялась крови и боли, но, преодолевая страх, повела в бой тысячи мужчин.
В историческом романе видного узбекского писателя Максуда Кариева «Спитамен» повествуется о событиях многовековой давности, происходивших на земле Согдианы (территории, расположенной между реками Амударьей и Сырдарьей) в IV–III вв. до н. э. С первого дня вторжения войск Александра Македонского в среднюю Азию поднимается широкая волна народного сопротивления захватчикам. Читатель станет соучастником давних событий и узнает о сложной и полной драматизма судьбе талантливого полководца Спитамена, возглавившего народное восстание и в сражении при реке Политимете (Зеравшане) сумевшего нанести первое серьезное поражение Александру Македонскому, считавшемуся до этого непобедимым.
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Новый роман известного писателя — историка А. И. Антонова повествует о жизни одной из наиболее известных женщин Древней Руси, дочери великого князя Ярослава Мудрого Анны (1025–1096)
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.