Андерсенам — ура! - [16]

— Мне хочется, чтобы вы знали только одно, — тихо сказала она. — Даже если я иногда бываю не согласна с вами, вы не должны считать это… — она сделала паузу и посмотрела ему прямо в глаза, — …недоверием!

— Напротив. Как я сказал, в принципе я с вами совершенно согласен, — он отвел глаза и уставился на цветную фотографию, висевшую над камином.

— Без вашей энергии и вашего мужества…

— Но, дорогая моя, — прервал ее Хермансен, — если уж мне и выпала доля внести свой скромный вклад в общее дело, то прежде всего вам я…

— Нет-нет, как единственная женщина в правлении, я не…

— Нам нужны женский пыл и воодушевление, — голос Хермансена слегка дрожал. — Если бы не было вас в качестве секретаря, то…

— Что? — фру Сальвесен смотрела в сторону.

— То я ушел бы со своего поста!

— Вы должны всегда оставаться на своем посту!

Хотелось положить ему руку на плечо, но стол был слишком широк, и она не дотянулась.

— Спасибо, — Хермансен был тронут.

— До свидания, Хермансен!

— До свидания.

Он стоял не двигаясь, пока не остался один. Пальцы легли на клавиши счетной машинки, и та пошла отбивать стаккато, выталкивая из себя бумажный свиток. Он отпустил клавиши и выпрямился. Сквозь открытую дверь в кухню был виден сияющий белым лаком холодильник, отражавшийся на свеженатертом полу. Хермансен пошел в кухню. Каблуки стучали по паркету, и звук, казалось, отдается в затылке. Достал из холодильника бутылку пива и открыл резким движением. А когда поднес горлышко к губам, по руке потекла пивная пена.

С бутылкой в руке он вышел в сад. Фру Хермансен по-прежнему стояла возле живой изгороди, но Сальвесен уже ушел: жена велела привести в порядок подвал, пока не начался сезон солений и варений.

Фру Хермансен украдкой разглядывала своего мужа, сгребая отрезанные ветки в кучу по свою сторону изгороди. В нем вдруг что-то переменилось: заседание комиссии его явно взбодрило. Он глотнул из бутылки и пошел вдоль изгороди, проверяя работу.

— Можно было обрезать и покороче, — одобрительно сказал он.

— Ты кончил вкалывать?

— Вкалывать?

— Ну, работать.

— Сегодня суббота. Я думаю, можно себе позволить немножко легкомыслия, — он криво улыбнулся.

— Э, а почему нет? — немного удивившись, она сделала вид, что хочет бросить грабли.

— Кроме того, я достал новое моющее средство, — продолжал он, засучивая рукава. Потом спустился в подвал. Забурчал водопроводный кран, и немного погодя Хермансен вернулся уже в джинсах, с губкой и ведерком в руках. Он подошел к машине, открыл дверцу, вытащил резиновые коврики и включил радио.

Был субботний вечер, около половины седьмого. Фыркала вода в трубах, все матери готовили ванны — мыть малышей и укладывать спать, чтобы не мешали взрослым смотреть спортивную передачу по телевидению. Радио больше никто практически не слушал, разве только включали приемник в автомобиле: это очень удобно — слушать радио и мыть машину.

Мытье машин было в самом разгаре, все готовились к воскресному выезду. Широкие полосы воды и мыльной пены тянулись по асфальту и с хлюпающим звуком исчезали в канализационной решетке.

Хермансен рассеянно слушал радио.

В сводке погоды говорилось, что тепло удержится еще несколько суток. Потом диктор читал длинное сообщение из Вьетнама. Американские бомбардировщики произвели 98 успешных налетов на Северный Вьетнам, в дельте Меконга вертолетам удалось уничтожить две деревни и рисовые поля площадью в несколько сот квадратных километров. Убито четыреста пятьдесять вьетнамских партизан и по ошибке шестнадцать женщин и детей… Хермансен убавил громкость, чтобы радио не мешало работать. Он заметил царапину на правом крыле и не мог понять, откуда она взялась. Сам он никого не задевал, если не считать курицы Андерсена, а от нее никакой царапины остаться не могло. Может быть, Эрик ухитрился взять машину без спроса?

Он открыл перчаточный ящик и вынул бутылку специального лака, но, услышав, что новости подходят к концу, поставил бутылку на пол и достал карточку спортивной лотереи, с нарастающим волнением ожидая конца новостей; наконец диктор произнес: «А теперь — результаты лотереи. Выиграли…»

У Хермансена не сошлись уже первые цифры. Он подождал, когда диктор прочтет до середины, потом скомкал карточку и выключил радио. От разочарования у него даже засосало под ложечкой и не было сил дослушать передачу до конца. Но когда Хермансен вылез из машины и принялся зачищать царапину наждаком, он по-прежнему слышал раздражающий голос диктора, механически повторявшего результаты лотереи. Вдоль улицы стояли соседи и слушали. Потом началось обсуждение.

Хермансен до того расстроился, что не стал принимать участие в разговоре. Не обсуждались результаты спортлото и у Андерсена. Ток был отключен, и радиоприемник молчал. Это был старый ящик с выгоревшей тканью перед динамиком. Андерсен булавками приколол сюда карточку лотереи, чтобы не потерялась. И забыл о ней, потому что пришел гость — Сельмер.

— Я тут жратвы наварил, — сказал Сельмер, похлопывая по раздувшемуся портфелю. — У вас есть к ней что-нибудь?

— Кофе и сахар, — гостеприимно сказала фру Андерсен и поставила кофейник на костер.