Андерсен-Кафе - [14]

Пятница

В пятницу меня разбудил яркий луч солнца, устремленный прямо на подушку. Он слепил глаза, настойчиво призывая вставать. Я подошла к окну и распахнула его настежь. От вчерашнего дождя не осталось и следа. День, кажется, выдался яркий.

Народ в автобусе выглядел вежливым и окончательно проснувшимся. «Лица-то совсем не противные!..» — с удивлением думала я. Кондуктор в лёгкой оранжевой жилетке напомнила мне фею из давно забытой сказки. Словом, как поётся в одной из песен Гребенщикова, «всё было неестественно мирным, — как в кино, когда ждёт западня». Словно пытаясь стряхнуть с себя необъяснимое благодушие, я с тревогой вспомнила о Петре Ивановиче, бабе Любе… и об Андерсене, о котором, впрочем, я помнила постоянно. Странно, но сегодня эти мысли не затмили для меня необычную резкую яркость дня. Выйдя из автобуса, я чуть ли не бегом, направилась к «Лавке».

Несмотря на то, что ключ в замке повернулся легко, дверь подавалась с трудом. Пока я боролась с невидимой преградой, мне почудилось знакомое мяуканье.

«Глючит», — догадалась я.

Открыв, наконец, дверь, я тупо уставилась на серые мышиные трупы, разложенные на моём пути.

«Он вернулся?..» — робко подумала я. «Он вернулся!» — осознала я окончательно.

Я попыталась попросту перешагнуть трофеи, да не тут-то было. Мне пришлось отказаться от лёгкого пути и прокладывать себе путь, пододвигая мягкие тушки носком туфель. Хорошо ещё, что обувь оказалась закрытой.

Как вы уже наверно догадались, по другую сторону мышиных баррикад, меня радостно встречал Андерсен. Я схватила кота на руки и поцеловала в лоб.

— Ты вернулся, Андерсен! — сказала я. — Я так по тебе соскучилась.

— Как же ты пришёл, сам, без Петра Ивановича? — удивилась я.

Всем своим видом Андерсен выражал, что не ожидал от меня такого глупого вопроса. И правда, через кладовку, конечно, — вспомнила я об отверстии в кладовом помещении.

— Ну а как Пётр Иванович, ты сказал ему что уходишь? Как у него дела сейчас?

Андерсен промолчал. Но я уже понимала, что у Петра Ивановича все более или менее что называется, «под контролем». Иначе, Андерсен попросту его бы не оставил.

Я подхватила кота на руки и стала кружить. Мне было так радостно, что я даже не задумывалась, увидит кто-нибудь в окно или нет. Мне тогда даже не пришло в голову подумать об этом.

Потом мы с Андерсеном приняли что-то около пяти посетителей. Честно говоря, я их совсем не запомнила. Наверно, потому, что на этот раз они ничем особенно не выделялись. Надо сказать, Андерсен сразу же включился в работу. Он встречал и внимательно изучал посетителей. Ходил за ними не хуже охранника, но, как водится, с гораздо большим тактом. Кот изредка пошевеливал ушами и время от времени высоко, словно победное знамя, поднимал вверх хвост.

Проводив последнего посетителя, мы с Андерсеном уселись за стол пить чай. Вернее, я уселась на стул за столом, а кот на стол напротив моей чашки.

Знаю, знаю, — это нехорошо: негигиенично и непедагогично. Я не буду с вами спорить. Признаюсь только, что если бы он сам не догадался залезть на стол, то я бы его туда обязательно посадила. А если ваше воображение представило вам какого-нибудь неопрятного кота, беспардонно сующего нос или лапы в чашку или блюдце с сушками, то вы просто ошиблись адресом. Андерсен ничем не похож на воображаемого вами глупого кота. А похож он, на… «Картину маслом», а его возвращение напоминает долгожданный прохладный ветер в знойную погоду. Надеюсь, это не покажется вам грубым, но сегодня, в пятницу, когда моё Утешение снова вернулось ко мне, мы с ним не будем играть по чужим правилам.

В общем, мы с Андерсеном тихо-мирно пили чай и досиживали пятницу, как в старые добрые времена.

Время подходило к закрытию, и я уже начала всерьёз тревожиться, почему же дверной колокольчик всё не звонит. И тут-то как раз он и зазвонил…

На пороге, как вы могли догадаться, стоял Пётр Иванович. Андерсен спрыгнул со стола и подбежал к нашему герою недели. Пётр Иванович присел на корточки и потрепал Андерсена, словно старого заслуженного друга. «Ещё бы лапу пожал…» — подумала я, наверное, чуть-чуть ревниво.

Я, разумеется, тоже давно встала из-за стола и подошла к посетителю. Наконец, и он меня, кажется, заметил.

— А, Люба, здравствуйте, здравствуйте, — очень приветливо сказал он. — Спасибо вам за Андерсена. И вообще, за всё спасибо.

Я почему-то не нашла, что сказать, — только во все глаза смотрела на посетителя.

Пётр Иванович очень изменился. Мне казалось, что передо мной стоял совершенно другой человек. Хотя в его взгляде по-прежнему можно было ясно различить притаившуюся боль, тяжёлое мутное облако, ещё недавно окутывающее его, исчезло. И это создавало разительное несходство между тем человеком, который забрёл к нам с Андерсеном всего неделю назад, и тем, который сейчас стоял перед нами.

— Я уезжаю, Люба, — сказал он мне. — Галя, сестра моя, прислала из Краснодара телеграмму: она очень нуждается в моей поддержке. Я должен ей помочь. Если б вы знали, как много ей в детстве пришлось возиться со мной, из скольких передряг она меня вытаскивала, — вы бы меня поняли.