Анатомия страха. Трактат о храбрости - [65]

Писатель считает, что случай с Жаном-Батистом отражает общую ситуацию. Человек — существо уязвимое, но не желает со своей уязвимостью мириться. Современный испанский философ Аурелио Артета объясняет этический импульс двумя чувствами: жалостью, то есть сознанием нашей уязвимости, и восторгом, который всегда ощущается от преодоления этой уязвимости. Мы — трусливые создания, мечтающие о смелости. Сущность этического воспитания в том и состоит, чтобы обучать праведной отваге.

2. Непростой шаг от личности к характеру

Итак, мы делаем выбор в пользу мужества; иначе говоря, в пользу свободы, в пользу справедливости. Однако, чтобы сохранить верность такому выбору, нужен особый характер. Я уже говорил, что в некотором смысле это означает возврат к психологии, но к психологии a rebours, наоборот, в направлении, противоположном ее обычной логике: от физиологии к темпераменту и от темперамента к характеру через жизненный опыт, который ребенок и подросток не в состоянии контролировать. В отрочестве характер, как правило, уже почти сформирован. Теперь на его базе возникает личность, и одна из ее особенностей — способность критически воспринимать совокупность черт, давших ей начало. „В двенадцать лет, — писал Сартр, — человек уже знает, будет он бунтовать или нет“. Именно тогда и может сложиться некая индивидуальная направленность, плод работы разума, следствие тех или иных интеллектуальных ценностей. Всю жизнь я трясусь от страха, но мечтаю о смелости. Бывают люди, с рождения свободные от боязни, а бывают и такие, кто вовсе не задается подобными вопросами. Эти случаи меня не интересуют. Мне всегда хотелось выяснить, можно ли поверх характера психологического надстроить характер этический, чтобы с уровня „я такой, какой есть“ перейти на уровень „я такой, каким хочу или должен быть“.

Аристотель самым коварным образом отрицает эту прекрасную возможность. Мы способны выбирать средства, приобретать навыки, но не вольны в выборе целей. Говоря современным языком, наши замыслы формируются под диктовку желаний — неотъемлемой части характера. Тем не менее, утверждает философ, человек не заперт в ловушке. Действия оказывают непосредственное влияние на характер, а значит, могут его изменить. Голос, доносящийся из глубины веков, созвучен тому, что говорят самые здравомыслящие из нынешних психологов: именно действие есть залог перемен — в чувствах, в поведении, в окружающей обстановке и далее, все выше и выше.

Аристотелю это открытие казалось столь важным, что воспитание в целом он сводил к формированию правильного характера и даже в названии своего трактата о морали использовал слово „этика“, от ethos — „обычай“, „характер“. Любопытный факт: Даниэль Голман, психолог, получивший известность благодаря теории „эмоционального интеллекта“, приходит к следующему выводу: „Рассуждая о воспитании эмоций, мы имеем в виду построение характера“. Что ж, все возвращается на круги своя, сплошное déjà-vu.

3. Возвращаясь к понятию характера

Мне представляется настолько любопытным тот интерес, который питают психологи США к характеру, что я частично опишу вам историю вопроса. В 1996 году Мартин Селигман подавляющим большинством голосов был избран президентом влиятельной Ассоциации американских психологов. Селигман прославился в основном благодаря исследованиям так называемой „выученной беспомощности“ и депрессии. Находясь на президентском посту, он попытался изменить общую направленность американской психологии, чересчур сфокусированной, по его мнению, на клинических аспектах и психических отклонениях, что превращало ее в „науку о дефектах“, как будто решительно все мы без исключения страдаем теми или иными нарушениями и не в состоянии обойтись без помощи специалистов. Однако пришло время уделить больше внимания позитивным аспектам личности, придать психологии более оптимистический настрой, заняться изучением человеческих способностей, энергии и счастливых дарований, чтобы помочь людям в их развитии. Счастье, являвшееся раньше исключительно феноменом этического порядка, стало теперь предметом изучения для психологов. И Аристотель, и сторонники „позитивной психологии“ говорили о счастье, но имели ли они в виду одно и то же? Многие полагают, что да, однако я придерживаюсь иного мнения. Сподвижники Селигмана занялись поиском тех сильных сторон человеческой личности, strengths, которые способствуют самореализации. Обычно их именуют добродетелями. Строго говоря, позитивная психология изобрела велосипед. Селигман поручил Кристоферу Петерсону — автору статей о личности и заведующему кафедрой клинической психологии Мичиганского университета — выяснить, можно ли разработать единый подход к сильным сторонам человеческой натуры. Перечитав труды классиков, изучив различные религии и проанализировав около двухсот перечней добродетелей, ученые сделали вывод, что их всего шесть: мудрость, мужество, доброта, справедливость, умеренность и, наконец, духовность.

Повторное открытие добродетели потребовало вновь обратиться к понятию характера в двух его разновидностях: хороший характер — носитель добродетелей — и дурной — носитель пороков. Без сомнения, позитивная психология имела в виду нравственность в чистом виде. Селигман признает, что современные психологи совершенно забыли о роли характера, считая его некой нормативной единицей, не нуждающейся в описании, и противопоставляет такой точке зрения попытку взглянуть на мораль в психологическом преломлении: „Я совершенно согласен: наука должна описывать, а не предписывать. Задача позитивной психологии не в том, чтобы рекомендовать людям оптимизм, духовность, любовь и доброе расположение духа, а в том, чтобы объяснять, к чему приводят эти черты (например, оптимизм ослабляет депрессию). А уж как человек воспримет наши объяснения, зависит от его собственных ценностей и задач“.