Анатомия российской элиты - [2]

Я написала несколько писем западным советологам, и к нам стали приезжать иностранцы. Это вызвало настороженность наших спецслужб.

Как-то осенью 1990 г. раздался звонок из КГБ. Офицер был очень вежлив, он сказал, что у них есть аспирант, интересующийся проблемами элиты, который хочет проконсультироваться у меня. Могла ли я отказать? На следующий день пришел бледный молодой человек с незапоминающимся лицом. Он сказал, что хочет постажироваться в нашей группе. И стал ходить каждый день на работу. Он приходил, молча садился в углу, и слушал все, что мы говорили, ровно в 17.00 доставал бутылку водки. Поскольку я знала, какая организация его направила «на стажировку», то не раз спрашивала, не занимаемся ли мы чем-то запрещенным. Но он всякий раз отвечал: «Нет-нет, все в порядке. Нас интересуете не вы, а те, кто к вам приезжает». Мы боялись, но интерес к исследованиям элиты был таким всепоглощающим, что мы стерпелись с присутствием «стажера» и стали почти не замечать его. Через полгода он стал появляться все реже, а в 1992 г. этот бесцветный молодой человек бесследно исчез. (Интересно, чем он занимается сейчас?!)

Первое большое исследование, посвященное генеалогии Брежневской элиты, мы провели совместно с британскими учеными Стивеном Уайтом и Эваном Модели из Глазго университета (Великобритания). Мы взяли на себя обязательства проинтервьюировать всех живых на тот момент членов ЦК КПСС Брежневского времени.

Мы очень хотели это сделать, но еще плохо понимали, как получить доступ к этим людям. Адреса высшей номенклатуры были засекречены, и их не было ни в адресных книгах, ни в городских справочных. Но в стране началась перестройка, номенклатура рухнула, в бюрократических организациях царил хаос. Никто больше не знал, что можно, а что нельзя. Мы отправились в центральный офис Московского городского справочного бюро. Оказалось, что «секретные адреса» теперь можно купить по 4 рубля за штуку. Так мы стали обладателями уникальной информации, ставшей основой нашей базы данных, которая с годами росла и развивалась.

А дальше надо было пытаться получить согласие этих людей на интервью. Мы нашли нескольких бывших членов Политбюро ЦК КПСС, которые были настроены доброжелательно, и они стали нам помогать — звонили своим хорошим знакомым — бывшим министрам, первым секретарям обкомов партии, и просили принять нас. Это была неоценимая помощь, без нее доступ ко многим высшим руководителям был бы просто невозможен.

Очевидно, что для того, чтобы расположить высокопоставленного собеседника к себе, надо было хорошенько подготовиться. Мало было знать его биографию, надо было выучить учебник «История КПСС». Иначе ничего не получалось. Если собеседник говорил: «Помните, как на апрельском пленуме ЦК…», мы должны были реагировать, а не спрашивать у него: «А что там было?» Наша некомпетентность дорого стоила: собеседник закрывался, понимая, что мы несерьезные люди и говорить с нами не о чем.

Вскоре мы обнаружили, что и этого недостаточно. Важно было учитывать «этнический фактор». Не секрет, что антисемитские настроения были распространены среди советской элиты. Поэтому, чтобы не рисковать, мы вынуждены были заняться выяснением пятого пункта наших интервьюеров. Хороший эффект давало этническое совпадение интервьюера и респондента, и мы стали посылать к украинцу — украинца, а к армянину — армянина. Часто у наших сотрудников складывались теплые человеческие отношения с респондентами: им дарили рукописи воспоминаний, кормили обедами, помогали консультациями.

Постепенно мы научились работать с элитой, приобрели необходимые для этого связи и навыки, выработали свой метод. Каждый раз, приступая к новому исследованию, тщательно подбирали и готовили сотрудников. Исследуя банковскую элиту, нам пришлось изучать «птичий язык» финансистов, так как первые же интервью показали, что мы не понимаем многое из того, о чем говорят банкиры. Вскоре каждый член нашей команды легко мог оперировать понятиями «инкассо», «маржа» и отличал счета «лоро» от счетов «ностро». Для того, чтобы быть в курсе всех новостей, мы выписывали горы газет и журналов. А поскольку прочитать одному человеку это было невозможно, мы делили издания поровну и два раза в неделю устраивали «политинформации», где обменивались наиболее важными сведениями. Мы завели друзей в администрации президента, среди силовиков, губернаторов и людей из правительства. Наверное, это было похоже на «агентурную есть», которую использовали спецслужбы. Но нами-то двигало чисто научное любопытство, ведь только так можно было проводить сложнейшие исследования российской элиты.

Основными методами изучения элиты были: неформализованные глубинные интервью членов элиты, формализованные интервью; экспертные опросы; наблюдения (как невключенные, так и включенные); изучение официальных биографий; контент-анализ прессы; анализ документов и статистики. Использование всего комплекса социологических методов неизбежно из-за особенности объекта исследования, доступ к которому чрезвычайно сложен. Полученная разными способами и из разных источников информация о социально-демографических характеристиках элиты, ее профессиональном бэкграунде, мнениях и суждениях по многим вопросам должна быть проанализирована по единой схеме. Это обусловливает необходимость не только аккумуляции данных, но и их постоянной кодификации и унификации. Эту задачу и выполняет база данных, куда попадают результаты всех исследований, проведенных сектором изучения элиты Института социологии РАН. За 15 лет исследовательской работы в этом направлении было проведено более 50 исследований, наиболее значимые из которых представлены в