Анатомия одного развода - [10]

— Ты просто с ума сошла! Ему достаточно побежать в комиссариат и заявить, что ты сама бросила семью.

Алина продолжала размышлять. Именно с того дня все так изменилось. Грубая перебранка после ее возвращения домой, к тому же истерика, которую она себе позволила, рыдания Агаты, растерянность Ги, хмурое молчание Розы — все это лишь усилилось после неблагоразумной выходки Алины, решившей провести ночь в комнате дочек, чтоб мучить их горькими сетованиями и полностью разрушить миф и рассказать, что папа редко бывал дома не потому, что занят работой, а потому, что ночевал у девки, и дети, все глубже увязая в грязи семейных будней, разделились во мнениях. Несомненно, это и переполнило чашу терпения Луи, вызвало у него новый приступ гнева; он громко воскликнул:

— Я хотел пощадить Четверку. Но сейчас думаю, не будет ли развод для них меньшим потрясением?!

Алина перестала ходить взад и вперед по комнате. Все кончено. Луи совсем исчез. Последние два месяца он отделывался только почтовыми открытками детям. Сама Алина за это время получила лишь голубую повестку, которую принес горбатенький чиновник с глазами столь мутными, как и его речь. Вот эту голубую бумажку Алина порывисто схватила с тумбочки, листок трепетал у нее в руках. Она снова его перечла, и подбородок у нее дрожал, а глаза были неотрывно прикованы к этой галиматье:

«Согласно жалобе, поданной мсье Девермелем Луи-Жорж-Филиппом, проживающим в Фонтене, улица Нестора, № 36, на имя которого записан дом, судебный поверенный главной парижской инстанции мэтр Сольфрини… а также в силу подписания, вынесенного по жалобе председателем суда… нижеподписавшийся судебный исполнитель на этот предмет посылает в запечатанном пакете нижеприведенную выдержку поименованной здесь и проживающей по данному адресу… чтоб явиться в суд согласно предписанию для ответа на изложенные истцом претензии…»

Ах так, имеются изложенные истцом претензии! Разве всегда успеешь взвесить, как поступить, как сказать? Какое же чудовище!.. Он все записал, все использовал, провоцируя для этой цели доведенную до отчаяния женщину.

«…Высказывая эти претензии, истец находится в тягостной необходимости возбудить дело против своей супруги с требованием развода, в поддержку которого он излагает и представляет нижеследующие факты:

1. В течение многих лет мадам Давермель, ссылаясь на недостаточные профессиональные навыки истца, каждый раз, когда он возвращался домой, встречала его градом ругательств, изводила подозрениями, несправедливыми обвинениями, не отвечала взаимностью на его привязанность, грубо обрывала его в присутствии детей, соседей, друзей, многие из которых могут засвидетельствовать, что она, не стесняясь, обзывала своего мужа „недостойным отцом“ и „кобелем“.

2. Мадам Давермель нередко наносила своему мужу ущерб в деловом отношении. Например, 18 января по ее вине он потерял важный заказ, поскольку она ответила клиенту, пришедшему с предложением к ним домой: „Проваливайте! Плевать я хотела на махинации этого мерзавца!“ Item[7] 2 февраля истец, у которого не было с собой ключей от входной двери, должен был вместе со своим приятелем ожидать под дождем в течение двадцати минут, пока его супруга соизволила открыть ему, кинув вместо извинения следующую фразу: „Раз твоя жизнь — дурной роман с продолжением, мне хотелось по радио послушать хороший“».

И так далее. «Грубые нарушения супружеского долга между мужем и женой делают нетерпимым дальнейшее существование их брачного союза…» На четырех последующих страницах судебным жаргоном перечислено многое другое на основании свидетельств друзей, словом, вполне достаточно, чтобы суд мог вынести свое решение. Два или три таких свидетельства недалеки от истины, но остальные сильно искажают факты, преувеличивают; взять хотя бы последний, завершающий абзац, который полностью извращает истину.

«3. В итоге — вечные обиды и оскорбления вынуждают истца, к великому его сожалению, во имя защиты своего дела, ограждения своего достоинства, а также покоя своих детей, возбудить дело о разрыве брачных отношений…»

Вот уж действительно!.. Алина вдруг хватает свой халат, рывком натягивает его, нервно затягивает пояс. Туфли она забыла снять. Она бежит вниз по лестнице, прыгает, не глядя, через ступеньки. Бросается в гостиную, откуда слышится пулеметная очередь из американского ковбойского фильма. Кидается прямиком к автопортрету Луи, свисающему на зеленом шнуре с золоченого гвоздя. Поворачивает портрет лицом к стене. Потом подбегает к телевизору, выключает звук, прерывая речь внезапно онемевшего сиу — вождя индейцев, и обессиленно падает на стул, рядом с сидящими детьми.

На Леоне серый костюм. Галстук у него цвета бордо, из-под брюк выглядывают того же тона носки, он сидит в большом кресле перед самым экраном. Но странно, глаза его за стеклами очков смотрят совершенно не мигая. Агата лихорадочно ерзает по дивану, вдруг вскакивает; она в джинсах, в полурасстегнутой кофточке; ее плечи и грудь дрожат от волнения, как и ее босые ноги, пальцы которых впились в ковер, дрожит и грива, и голубоглазая мордочка. Но Роза, закутанная в халатик, даже не шевельнулась, сидит, облокотившись о стол, прижав к вискам руки, и что-то штудирует. Филуменист Ги настойчиво разглядывает болгарскую спичечную коробку, которую он принес из школы. Роза и Ги упорно хотят подчеркнуть, что они даже не замечают того, что произошло в комнате.