Анатомия мира. Как устранить причины конфликта - [12]

– А вот и еще одна причина, из-за которой способ бытия так важен, – продолжил Ави. – Давайте снова вернемся к примеру с переговорами. Самые успешные переговорщики понимают заботы и тревоги других так же хорошо, как свои. Но кто лучше способен по-настоящему понять позицию другой стороны – тот, кто видит в других только объекты, или же тот, кто видит в них людей?

– Тот, кто видит в них людей, – ответила Риа. Петтис и почти все остальные кивнули.

– Полагаю, вы правы, – сказал Ави. – Люди, чьи сердца враждебны к другим, не могут относиться к чужим возражениям и доводам достаточно серьезно, чтобы найти способ разобраться с ними.

Лу снова вспомнил о патовой ситуации в переговорах с профсоюзом.

– Наконец, – сказал Ави, – позвольте мне изложить третью причину, по которой способ бытия настолько важен. Вспомните опыт своего общения с детьми, которых вы к нам привезли, в последние несколько лет. Вам когда-нибудь казалось, что они реагируют неоправданно резко, даже если вы делаете все возможное, чтобы быть с ними добрыми и честными?

Лу пришел в голову позавчерашний разговор с Кори.

– Значит, это я во всем виноват, да, папа?! – саркастически воскликнул Кори. – А ты – великий Лу Герберт, который никогда в жизни не ошибался, да?

– Не будь ребенком, – ответил тогда Лу, гордясь, что ему удалось сохранить спокойствие, несмотря на такое откровенное неуважение.

– Тебе ведь так стыдно, что у тебя такой сын, а? Наркоман, вор. Стыдно же?

Лу ничего не сказал и поздравил себя, что снова оказался выше всего этого. Но затем, задумавшись, признал, что Кори прав. Лу гордился двумя другими детьми – 24-летней Мэри, которая работала над кандидатской диссертацией в Массачусетском технологическом институте, и 22-летним Джесси, который учился на старшем курсе в альма-матер самого Лу, Сиракузском университете. А вот Кори он действительно стыдился, это правда.

– Так вот, знаешь что, па-а-а-ап, – продолжил Кори, насмешливо растянув последнее слово. – Быть сыном Лу Герберта – это ад на земле, врать не буду. Ты знаешь, каково это, когда твой собственный отец считает тебя лузером?

Да, ты сейчас подумал: «Но ты в самом деле лузер». Я это от тебя слышу уже не первый год. Я всегда был хуже Мэри и Джесси. По крайней мере, для тебя. Так вот, знаешь что? Ты хуже мамы. Хуже любого другого взрослого, которого я знаю, если уж на то пошло. Как отец ты намного больший лузер, чем я – как сын. И на работе ты такой же лузер. Иначе Кейт и остальные ни за что бы от тебя не свалили!

Этот ответ в очередной раз доказал Лу, что пытаться вести себя с Кори цивилизованно просто бесполезно. Кори не уважал отца вне зависимости от того, кричал тот на сына или молчал.

– Я хочу кое-что вам всем предложить, – продолжил Ави, отвлекая Лу и остальных от раздумий. – Эта идея наверняка не вызовет у вас восторга, особенно в отношении ваших детей. Но вот она: говоря в общем, мы реагируем на чужой способ бытия, а не на поведение. То есть наши дети больше реагируют на то, как мы к ним относимся, а не на наши конкретные слова или действия. Мы, например, можем обращаться с детьми справедливо, но если наши сердца враждебны к ним, то они ни в коем случае не согласятся, что вы к ним справедливы. Они отреагируют так, словно с ними обращаются совсем не справедливо.

Ави оглядел своих слушателей.

– Поведение, безусловно, очень важно, – сказал он, – но большинство проблем и дома, и на работе, и в мире – это провалы не стратегии поведения, а способа бытия. Как мы уже обсуждали, когда в наших сердцах война, мы не видим ситуацию ясно, не можем относиться к чужой позиции достаточно серьезно, чтобы решить сложные проблемы, и провоцируем в других вредоносное поведение.

Если у нас глубокие проблемы, то потому, что мы не можем найти самых глубоких решений. И, не добравшись до этого самого глубокого уровня, мы навлекаем на себя неудачи.

Глава 5. Шаблон конфликта

– На самом деле, – продолжил Ави, – когда в наших сердцах война, мы не только навлекаем на себя неудачи: мы активно вкладываемся в них. Позвольте привести пример.

Однажды в субботу, – начал он, – я вернулся домой примерно в 17:45, за пятнадцать минут до встречи с другом, с которым я договорился поиграть в теннис. Но была одна проблема: я обещал своей жене Ханне, что постригу газон.

В комнате послышались понимающие смешки.

– Так вот, я побежал в гараж, вывез газонокосилку и быстро-быстро постриг газон. А потом убежал домой, чтобы переодеться для игры в теннис. Пробегая мимо Ханны, я пробормотал что-то о том, что собираюсь поиграть в теннис с Полом. Я уже почти дошел до лестницы на второй этаж, и тут Ханна спросила меня: «А края подстригать ты не собираешься?»

Я остановился как вкопанный. «Края подстригать не нужно, – сказал я. – Не в этот раз».

«А по-моему, нужно», – ответила она.

«Да ладно тебе, – запротестовал я. – Думаешь, кто-то пройдет мимо нашего дома и скажет: ой, смотри, Мардж, Розены не подстригли края газона? Не будет такого!» Это, впрочем, ее нисколько не убедило, так что я добавил: «К тому же я заехал колесами газонокосилки на бетонные дорожки, когда косил возле краев. Все выглядит нормально».