Анатомия любви - [122]

Пару минут мы сидели молча. Жужжали пчелы. Гремели ледяные кубики в моем стакане.

– У нее просто талант выставлять других полным дерьмом, – покачала головой Колин и бросила взгляд Оливера, чтобы ободрить его.

– Подобным талантом наделены только жертвы, – бросил Оливер, скрещивая длинные ноги.

Я встал и лениво направился к двери, все еще сжимая в руке стакан. Взялся за маленькую цилиндрическую ручку, но дверь не открыл. Я всматривался в холодные тени в доме сквозь провисшую москитную сетку, глядел на перила красного дерева, стоячую вешалку, зеркало, люстру в виде уличного фонаря – все заштрихованное сеткой, словно на гравюре.

– Пойду узнаю, как она, – сказал я, открывая дверь.

Я услышал ее шаги на третьем лестничном пролете, ведущем в мансарду: сабо чертовски громко стучали. Я тихо двинулся за ней, перешагивая через две ступеньки. На втором этаже висел сгусток жаркого, влажного воздуха, похожий на те маленькие теплые участки воды, которые встречаются в очень холодных озерах. В ванной на втором этаже кто-то принимал душ: рев воды, этот умиротворяющий белый шум. Солнечный свет высекал бирюзовые искры из полукруглых окон на площадке. Джейд говорила, что мир, увиденный сквозь старое стекло, похож на воспоминание. Лестница здесь заканчивалась. Я прошел по коридору, тянувшемуся через весь дом, поднялся по узким крутым ступенькам мансардной лестницы, деревянным, голым, почти черным, за исключением третьей, где была прибита новая фанера цвета пшеницы.

Джейд стояла у огромного ромбовидного окна, расположенного в самой низкой части мансарды, и смотрела на наш темный двор с кленами и самодельными собачьими будками. Она подалась к стеклу, держась за оконную раму, ее пальцы почти касались потолка. Она не повернулась, когда я закрыл за собой дверь, даже не шевельнулась, и я подумал, не совершил ли ошибку, пойдя за ней. Я вышел в центр комнаты, потом остановился, чувствуя смущение и страх. Однако заставил себя пойти дальше, потому что, если бы это я прижимался лбом к стеклу, мне бы хотелось, чтобы Джейд подошла; и когда я опустил руки ей на плечи, она быстро развернулась и обняла меня с такой нежданной силой, что мой вдох распался надвое, сломавшись, словно ветка.

Мы стояли обнявшись. Я услышал, как внизу хлопнула дверь. Сойка пролетела мимо окна, еще одна, за ними еще две. Я гладил Джейд по спине, а она стояла совершенно неподвижно, обнимая меня с неослабевающей силой. Мы легли в постель и довольно долго занимались любовью. Мы не говорили о Сьюзен, мы вообще не разговаривали. Я прижимался к ней ртом, касался ее внутренней поверхностью губ и нижней частью языка, самыми нежными местами, и когда она кончила, у меня мелькнула мысль, что я только что имитировал тот способ, каким она занималась любовью со Сьюзен. Но мысль быстро исчезла. Я знал, что Джейд со мной. Любовь все-таки не слепа: изливаясь в нее, я ощущал, как сильно она меня хочет. Разве, занимаясь любовью, мы не казались друг другу воплощенным чудом? Все было не так, как раньше, когда мы только начинали в Чикаго. Мне кажется, мы стали менее счастливыми. Теперь между нами стояли смерть и четыре года разлуки, бывшие любовники, суды, больницы, неотправленные письма и десять тысяч часов страхов и сомнений, но наша любовь от этого не уменьшилась, просто мы стали менее счастливыми. А может быть, и не менее. Вполне возможно, что свет сознания высветил наше счастье под другим углом, оно уже не сверкало так сильно и теперь отбрасывало тень, и тень эта нас холодила.

Наконец мы заснули, но когда проснулись, было еще светло. Собаки, которых Джейд изучала для дипломной работы, скулили на заднем дворе. Тени листьев струились по деревянному полу, словно быстрые прохладные волны.

– Прости, если я напугала тебя, – сказала Джейд.

– Напугала. Но не сильно.

– Забавно, но когда мы сегодня ходили по магазину, я думала, что из всех наших с тобой общих дел я больше всего люблю ходить за покупками. Мне нравится делать с тобой вместе что-нибудь нормальное и повседневное и ощущать при этом, что на самом деле мы совершенно чокнутые, потому что это мы с тобой. Похоже на вселенский обман. Едем с тобой в машине, выглядим совершенно нормально, как и все остальные, сознавая, что через какой-то час вернемся сюда и будем совершенно голые вытворять черт-те что. – Она придвинулась и провела рукой по моей груди. – Мне нравится заниматься вместе с тобой самыми простыми делами.

– Мне тоже.

– А что тебе нравится больше всего? – спросила Джейд после паузы.

– Все.

– Нет. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Что ты особенно любишь.

– Люблю смотреть, как ты одеваешься, в особенности по утрам, когда только что вышла из душа и собираешься куда-то. Мне нравится, как ты застегиваешь пуговицы на блузке перед зеркалом и смотришь при этом на свои пальцы. Потом заправляешь блузку в брюки и разглаживаешь ткань. Внимательно осматриваешь себя, прежде чем выйти из дома. А если у тебя мокрые волосы, то еще лучше. Ты разделяешь их на пряди, каждую тянешь вверх, встряхиваешь, наверное, чтобы быстрее сохли, все это по-настоящему быстрыми, профессиональными движениями, словно парикмахер. Все делаешь с такой энергией. Кажется, что ты в вечном движении.