Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [73]

О чем они говорили с глазу на глаз при передаче должности, останется навсегда тайной, которую оба они унесли с собой в могилу.

Но факт тот, что с его назначением появились неизвестно откуда взявшиеся слухи, что он, если ему не удастся повлиять на Государя, примет против него какие-то решительные меры.

Однако проходили дни за днями, во время которых борьба Престола с общественностью (а, не наоборот ли, господни адмирал? — В.К.) все более и более ожесточалась, и чувствовалось, что приближается развязка, а никакого влияния генерала Гурко на ход событий не было заметно, так что вернувшийся через полтора месяца (ошибка — более трех месяцев — В.К.) к своим обязанностям генерал Алексеев застал все еще в худшем положении, чем то, которое было при его отъезде.

Были ли тому причиной справедливые опасения генерала Гурко, что какое бы то ни было насильственное действие над личностью Царя даст последний толчок назревшему уже до крайней степени революционному настроению; или его в последнюю минуту остановило не изжитое еще (не правда ли, любопытное выражение в устах тогда капитана 1-го ранга Императорского Флота? — В.К.) традиционное верноподданическое чувство; или, наконец, быть может, слухи о его намерениях были лишь плодом вымысла приведенных в отчаяние и опасающихся за судьбу своей родины людей — трудно сказать. Но во всяком случае надежды, возлагавшиеся на него в Ставке (! — В.К.), ни в малейшей степени не оправдались».^{249}

В этом изложении все интересно. Интересно, что Алексеев уговорил Государя назначить "вне очереди", так сказать, генерала Гурко на свой пост, так как последний был известен не какими-либо боевыми качествами или как опытный стратег, а как "либерально настроенный" и который в случае надобности "примет против него (Государя — В.К.) какие-то решительные меры". Еще интереснее, что Бубнов явно скорбит о "не изжитом еще традиционном верноподданническом чувстве" генерала Гурко. Самое же интересное, что в Ставке, то есть в непосредственной близости к Государю, возлагались надежды на "решительные меры". Но в книге Бубнова есть и другие откровения. Константин Аскольдов, написавший вскоре после выхода в свет этой книги (в 1955 г.) обширную рецензию, отмечает: «Но кроме "возвышенных чувств", чины Ставки жили и какими-то другими менее возвышенными интересами, которые сплачивали их всех в ненависти к Царю. Это ясно видно из следующего признания адмирала Бубнова:

"Не успели мы еще окончательно разместиться в Могилеве, как нас точно громом поразила весть о смене Великого Князя и принятия Государем Императором должности Верховного Главнокомандующего. Мы все, проникнутые безграничной преданностью Великому Князю, ...были этим совершенно подавлены...»

И дальше следует весьма любопытное признание:

"В душах многих зародился, во имя блага России, глубокий протест и, пожелай Великий Князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение. Мы все, а также и Армия, последовали бы за ним".

Вот каков был итог "атмосферы возвышенных чувств". Будущие историки поблагодарят адмирала Бубнова за это откровенное признание, что чины Верховной Ставки готовы пойти на измену присяге и на государственный переворот во время войны по первому слову Великого Князя Николая Николаевича. "Атмосфера возвышенных чувств" оказывалась явной атмосферой измены воинской присяге в военное время национальному вождю страны».^{250}

Но в книге Бубнова есть еще интересное место, не попавшее в поле зрения рецензента этой книги К. Аскольдова. Есть очень распространенное мнение, что в трагические дни февраля 1917 года Государь сделал ошибку, поехав в Петроград, и таким образом было утеряно время, нужное для проведения подавления безпорядков в Петрограде под личным руководством Государя, находящегося в Ставке. Бубнов по этому поводу пишет:

"В верховном командовании, где все было в руках начальника Штаба, можно с уверенностью сказать, что, — останься Государь в Ставке, ход событий от этого бы не изменился".^{251}

Это очень ценное признание. Что же это значит? Государь Император, Верховный Главнокомандующий в своей Ставке был окружен убежденными изменниками, которые уже давно забыли о долге присяги и только ждали удобного случая, чтобы приступить к "решительным мерам".

Все же нужно сказать, что за сравнительно короткий срок своей работы в Ставке генерал Гурко, хоть и не приступил к "решительным мерам" в отношении Государя, совершил преступное деяние, осмелившись не выполнить повеления Государя. Протопопов в единственно сохранившемся документе за его подписью пишет:

"В половине февраля Царь с неудовольствием сообщил мне, что приказал генералу В.И. Гурко прислать в Петроград уланский полк и казаков, но Гурко не выслал указанных частей, а командировал другие, в том числе моряков гвардейского экипажа (моряки считались революционно настроенными)..."^{252}

О том же пишет и Великий Князь Александр Михайлович: "Каким-то странным и таинственным образом приказ об их отправке в Петербург был отменен. Гвардейская кавалерия и не думала покидать фронт. Я вспомнил о генералах-изменниках, которые окружали Государя..."