Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [70]

Царь отмечает 14 января:

Приехал "к моему большому удивлению московский городской голова Челноков... За несколько минут до обеда я принял Челнокова наедине — он поднес мне теплый адрес от Москвы, в котором благодарит войска за хороший прием, оказанный делегации, посланной для распределения подарков солдатам..."^{242}

По непонятным причинам о Львове нет даже упоминания. Объяснить это молчание я не могу, так как "Известия" Главного Комитета Всероссийского Земского Союза определенно говорят об официальном присутствии Львова на указанном совещании. В моем дневнике отмечено: "...Львов сидел все время в вагоне. У него был Алексеев. Имели с глазу на глаз беседу в течение одного часа". Очевидно, Львов постепенно сумел передать Алексееву свою психологию и возбудить в нем те опасения, которые возникали в общественной среде относительно германофильского окружения "молодой Императрицы"».

И дальше.

«Было решено, что она (Государыня — В.К.) будет жить в Ставке... Этого и боялся Алексеев — приезд Царицы мог бы усилить интриги "немецкой партии" в Петербурге... Отсюда, возможно, и податливость Алексеева на уговоры со стороны князя Львова. Я считаю, что настойчивая инициатива исходила от последнего... Таким образом, к осени, по-видимому, между новыми "союзниками" была установлена договоренность уже о действиях. А.Ф. Керенский, который впоследствии о намечавшихся планах мог знать непосредственно от самого Львова, во французском издании своих воспоминаний говорит, что план заключался в аресте Царицы, ссылке ее в Крым и в принуждении Царя пойти на некоторые реформы, то есть очевидно, согласиться на министерство "доверия" во главе со Львовым. Керенский ошибочно относит осуществление такого плана на октябрь — он был намечен, но на конец ноября. В ноябре один из доверенных Львова, по поручению последнего, посетил Алексеева. Произошла такая приблизительно сцена. Во время приема Алексеев молча подошел к стенному календарю и стал отрывать листок за листком до 30 ноября. Потом сказал: передайте князю Львову, что все, о чем он просил, будет выполнено. Вероятно, на 30 ноября и назначалось условленное выступление.

Через кого Алексеев предполагал действовать? Лемке, бывший в то время в Ставке, записал в свой дневник еще 9 ноября 1915 г.:

"Очевидно, что-то зреет... Недаром есть такие приезжающие, о цели появления которых ничего не удается узнать, а часто даже и фамилию не установишь. Имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли, что-то у него есть, связывающее его с генералом Крымовым именно на почве политической, хотя и очень скрываемой деятельности".

Позже, в 1916 году, Лемке пишет:

"Меня ужасно занимает вопрос о зреющем заговоре. Но узнать что-либо определенное не удается. По некоторым обмолвкам Пустовойтенко видно, что между Гучковым, Коноваловым, Крымовым и Алексеевым зреет какая-то конспирация, какой-то заговор, которому не чужд еще кое-кто".

Почти можно не сомневаться, что из перечисленных Лемке лиц только Крымов мог иметь то или иное отношение к алексеевскому проекту. Для предъявления "требований" надо было иметь верную, распропагандированную военную часть-или кружок сговорившихся авторитетных военных. Косвенные сведения указывают на то, что какое-то совещание в Ставке происходило еще летом 1916 г., и там говорили о возможном низложении Николая II... План рушился, однако, сам собой. У Алексеева сделался острый приступ застарелой болезни. И ноября его заменил Гурко, и начальник штаба вынужден был отправиться на долгое лечение в Крым».

Вот что пишет в это время (4 декабря 1916 года) Государыня по этому поводу:

"Не забудь запретить Гурко болтать и вмешиваться в политику. Это погубило Николашу и Алексеева. Последнему Бог послал болезнь — очевидно, с целью спасти тебя от человека, который сбился с пути и приносил вред тем, что слушался дурных писем и людей..."^{243}

События шли своим чередом. Мы видели, как росла агрессивность князя Львова по отношению к власти, поскольку эта политика сказывалась в открытых выступлениях Земского Союза. Нам известно, что князь Львов поехал в Крым на свидание с Алексеевым. Последний отказался от всяких политических разговоров и его не принял. О посещении Алексеева в Севастополе представителями "некоторых думских и общественных кругов" говорит в своем исследовании и генерал А. Деникин:

"В Севастополь к больному Алексееву приехали представители думских и общественных кругов. Они совершенно откровенно заявили, что назревает переворот. Как отнесется к этому страна, они знают. Но какое впечатление произведет переворот на фронте, они учесть не могут. Просили совета.

Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны, на смертельную угрозу фронту, который, по его пессимистическому определению, "и так не слишком прочно держится", просил во имя сохранения армии не делать этого шага.

Представители уехали, обещав принять меры к предотвращению готовившегося переворота.

Не знаю, какие данные имел Михаил Васильевич, но он уверял меня впоследствии, что те же представители вслед за ним посетили Брусилова и Рузского и, получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение: подготовка переворота продолжалась.