Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора - [61]

«И близкие люди, друзья и некоторые общественные Московские деятели, встречавшиеся с Великой Княгиней и не стеснявшиеся высказываться при ней откровенно, убедили ее поехать и повлиять на Их Величеств. О том, что такое "старец" и его окружение, она отлично знала, зачастую даже с преувеличением от С.И. Тютчевой. 3 декабря к вечеру Великая Княгиня приехала в Царское Село. Она хотела говорить с Государем, но Царица категорически заявила, что Царь очень занят, Он завтра утром уезжает в Ставку и видеться с ним невозможно. Тогда Елизавета Федоровна стала говорить с сестрой-Царицей... Произошел резкий серьезный спор, окончившийся разрывом. Александра Федоровна приняла тон Императрицы и попросила сестру замолчать и удалиться. Елизавета Федоровна, уходя, бросила сестре:

"Вспомни судьбу Людовика 16-го и Марии-Антуанетт"...

После революции она даже не сделала попытки повидаться с Царской Семьей».^{207}

В Петербурге, в Москве, в Киеве, на Кавказе — повсюду члены Императорской Фамилии вторили всем слухам, связанным с именем Государыни, Распутина, и говорили уже совсем фантастические вещи. То есть то, что нужно было Думе.

Что же нужно было этой "Думе"?

Милюков это ясно написал в своей "Истории второй русской революции":

«"Низложить монархию".

"Но почему же, — спросят, — Государь "терпел Распутина около Трона?"

Да потому, что "у трона Распутина не было". Это только ловко подхваченная всеми клевета сложилась в уверенность, что "Гришка правит Россией", а потому и молва уже высказывала свои предположения и... "пожелания". Государь не интересовался общественным мнением. Так же Он относился к мнению общества, когда Он допускал Распутина во дворец. Прежде всего, Государь хотел исполнить болезненное желание Государыни, видевшей в молитвах Григория Распутина помощь во время заболеваний Алексея Николаевича. Государыня страдала Неимоверно и нравственно, и физически. Государь это знал, видел и шел навстречу желанию своей несчастной супруги. Распутин, редко бывая во дворце (Жильяр, воспитатель Наследника Цесаревича, говорит, что Распутин бывал не чаще четырех раз в год за последние перед революцией три года), вел себя там, конечно, не так, как с другими. Там он не был ни пьян, ни распущен. Там он говорил о Боге и о нуждах народных».^{208}

Частые посещения Распутиным Дворца — также легенда: никто без ведома Дворцового Коменданта и Начальника Дворцовой охраны проникнуть во Дворец не мог. Воейков же и Спиридович говорят, что Распутин бывал там чрезвычайно редко. Кроме того, люди, которые не любили Распутина и который платил им тем же, оставались на своих постах долго, вопреки молве, что неугодных ему людей он "увольняет". Но и Государь, и Государыня, в своей кристальной чистоте не имели и мысли, что допущенный ими к себе человек — безсовестный и подлый лицемер. Государь считал его чем-то вроде юродивого, который помогает во время болезни сыну. Государыня, вообще мистически настроенная, верит ему всецело и все доклады о Распутине, рисующие его в другом виде, считает ложью и клеветой. Распутин же, хитрый и скверный человек, зазнался и решил пожить всласть.

Н. Павлов хорошо определяет роль Распутина:

«При дворах Королей, Царей, рыцарей и бояр — от веку были фавориты, шуты, чудаки, советчики, буфоны и молитвенники, и Распутин был чем-то подобным. Он был тем "дворовым" слугой с пороками, которые водились у бар, был "фаворитом", какие существуют у всякой толпы... какими были потом Керенский, Пуришкевич, Гучков, Илиодор, Горький и прочие. Недалеки в истории — "пирожник" Меншиков, дворецкий Кутайсов и иные. Что же было бы, если бы у Царя появился не один, а несколько советников — простых крестьян?.. Был бы тот же вопль злобы и молва, и ненависть... Выбор был несчастный. В приближении этом чувствуется что-то тягостное и роковое, что-то сатанински продуманное и слиянное все с той же распутиновщиной эпохи и среды, которая сама разнузданная нравами — осмелится осуждать безупречнейшую русскую семью».^{209}

Распутин Распутиным, а вот министры Его Величества вели себя так, что Думе и комитетам приходилось только потирать руки от удовольствия. Начнем с Сазонова.

Явно симпатизирующий ему Наумов, министр Земледелия, пишет:

"Это был дипломат строго выдержанный, былой Европейской Школы. Воспитанник привилегированного учебного заведения ^— Императорского Александровского Лицея, проведший всю последующую свою жизнь и службу сначала в Петербурге, в Министерстве Иностранных Дел, а затем в заграничных посольствах, Сазонов силою вещей лишен был возможности узнать подлинную жизнь своей обширной родины. Тем не менее, он крепко и искренно любил Россию. Для внешнего представительства, для русского престижа и сношений с иностранными державами такого ограниченного отечествоведения для Министра Иностранных Дел, может быть, было и достаточно; но Сазонов, привлеченный на этот ответственный и видный пост своим свояком Столыпиным, первое время, вероятно, пользовался его авторитетными советами. В итоге долголетнего пребывания в нашем Лондонском посольстве Сазонов превратился в убежденного англофила. Это не осталось без следа на его последующей дипломатической деятельности, особенно в бытность его Министром".