Анатомия глупости - [49]
Фиалка была молода и хороша собою.
Она очень любила утреннее солнце и вытягивала вверх все свои пушистые листочки, когда день был солнечным. В пасмурные дни ее цветы поникали и почти прятались под листья.
Старый алоэ одинаково любил и солнце, и непогоду, но в солнечные дни он старался не загораживать своей тенью фиалку, чтобы каждый миллиметр ее листиков был омыт солнцем.
Она появилась на подоконнике этой весной, сначала дрожала и дулась на него, но потом постепенно привыкла, начала болтать, рассказывая нехитрые истории из своей оранжерейной и магазинной жизни, про своих сестер фиалок, про яркие лампы, про влажные запахи земли, про теплые руки, которые ухаживали за ними, про долгий переезд и холодные сквозняки в магазине, про шум и духоту, а потом про свой переезд сюда, на этот милый светлый подоконник.
Вся она была такая свежая, красивая, упругая, ароматная, веселая, что алоэ влюбился в нее безумно.
Иногда по ночам, когда она дремала, он смотрел на нее и улыбался.
Он и не знал, что умеет улыбаться.
Все его листья и колючки наполнялись теплом, соки двигались прерывисто и ритмично, ему становилось легко и весело, как тогда, когда он был молод и абсолютно зелен.
Он терпеливо ждал утра, когда она просыпалась и всегда говорила одно и то же:
– Ах, простите, кажется, я спала. Но вы ведь не скучали? Отвернитесь, пожалуйста, я приведу себя в порядок.
Он отворачивался, он умел отворачиваться, как будто бы тянулся к свету, и ждал.
Он никогда не видел, как это она «приводит себя в порядок». В его воображении носились какие-то туманы, водяные брызги, капли и ручейки. Хотя откуда бы было взяться ручейкам на их подоконнике?
Потом они беседовали.
Он рассказывал ей обо всем, что видел сам, а повидал он немало.
Он жил несколько лет в конторе, потом его перевезли в школу, и там он провел несколько очень плодотворных лет. Затем «на лето» его перенесли на подоконник, пока в школе каникулы, и за это лето он так вырос и окреп, что его не стали трогать и оставили жить здесь, на подоконнике.
Он рассказывал ей про дальние страны, про людей и их удивительных детей, которые с самого рождения отделены от родителей и не имеют никаких общих с родителями стебельков или корней.
– Неужели? – восклицала она и дрожала листиками.
Часто он рассказывал про внешний мир, как там много места и солнца, ведь его неоднократно переносили из одного помещения в другое прямо на руках.
– А я переезжала в бумажном пакете и ничего не видела. Как должно быть прекрасен этот внешний мир, – говорила она мечтательно.
Так прошло лето, фиалка вырастила новые листья и бутоны, и со дня на день ожидалось появление новых розовых цветков.
Каждое утро алоэ улыбался на ее ахи и охи, что бутоны совсем не набирают в объеме, и не надо ли добавить света, ведь наступала осень…
Однажды на подоконнике появился красавец-фикус.
У него были блестящие твердые листья, прямой ствол, и выглядел он очень браво.
Его поместили по другую сторону от фиалки, так что она оказалась в центре, между алоэ и фикусом.
Фикус сразу же распрямил и расправил свои роскошные листья, огляделся, увидел фиалку и заговорил:
– Надо же, какая прелесть!
Дорогая, вам никто не говорил, что у вас восхитительный цвет бутонов? Должно быть, здесь очень мило, если такие красотки так отлично себя чувствуют.
Позвольте представиться – фикус.
А кто это там, в дальнем углу? Привет, дружище, как тут у вас с досугом? Есть что-нибудь интересное, кроме полива? На моем прежнем месте нам включали музыку, облучали специальными лампами и купали под душем каждую субботу.
Больше он уже не останавливался, говорил без перерывов.
Наивная фиалка слушала, замерев и прижав к себе листики.
Она уже не ахала по поводу бутонов, забывала подставлять листики под солнце, плохо спала и вздыхала чаще обычного.
Алоэ понял, что она влюблена.
Он заволновался, и не потому, что ревновал, а потому, что испугался за фиалку.
Она такая наивная, такая неопытная!
Скоро фикус перерастет размеры оконного проема, и его перенесут в комнату или к другому окну, и тогда она умрет от горя. Или того хуже – фикус влюбится в ту лохматую герань, что стоит немного в стороне, на маленьком столике.
Он уже начал перебрасываться фразами с этой знойной красавицей.
Каждый раз, когда он начинал свою беседу с геранью, фиалка сжималась и плакала.
Однажды ночью алоэ решил спасти свою маленькую подругу.
Он любил ее так сильно и так нежно, что скорее бы умер, чем допустил бы ее страдания.
Она плакала все чаще.
Фикус начал покрикивать на нее и совершенно загородил от нее солнце.
Ее робкие просьбы и нежные упреки приводили его в бешенство.
У алоэ появился план.
Он начал накачивать влагу в те свои листья, которые упирались в стекло.
Листья становились твердыми и отжимали горшок с алоэ в противоположную сторону.
Он двигался очень медленно, вспоминая своего старого друга кактуса, который и научил его этой штуке с листьями. Просто листья должны быть очень твердыми, тогда можно двигаться по подоконнику.
Кактус перемещался вслед за солнцем, алоэ же никогда раньше этого не делал.
Он двигался очень медленно, перекачивая влагу в другие листья, те, что поворачивались к стеклу.
