Анатомия чувств - [2]

— Ну и что? — было твоей первой реакцией, вялой и небрежной. Тебе действительно было все равно. Ты так редко виделся с матерью, что уже свыкся с ощущением, будто у тебя ее никогда и не было. Что касается сестры, то дорогая одно-или двуяйцевая двойняшка — по правде, ты даже не помнил какая — была знакома тебе только по фотографиям. А последние из них, которые ты рассматривал только для того, чтобы сделать приятное отцу, были как минимум двухлетней давности. Нет, на самом деле четырехлетней. Ты почти никогда не разговаривал с ней, вы не играли вместе, а если даже играли, то твоих скудных воспоминаний об этом все равно не хватало, чтобы получить мало-мальское представление о ней.

— Ничего, — ответил твой отец. — Просто ставлю перед фактом. Твоя мать получила назначение в Верону, знаешь ведь, как принято в полиции? Скоро они будут здесь. И прости, что я говорю тебе об этом только сейчас. Мама уже купила квартиру здесь и продала ту, другую, в Генуе. Они с Сельваджей приводят ее в порядок.

Ты даже ему не ответил, помнишь? Просто ограничился тем, что принял к сведению. В конце концов у тебя не вызывала никаких эмоций перспектива обнять их обеих.

Чуть позже ты попытался рассеять сомнения, отправившись в бассейн, как всегда случалось, когда тебе надо было о чем-то серьезно подумать. Ну, то, что отец собирался опять ухаживать за матерью, было ясно как божий день. И ты его не осуждал, принимая во внимание, что только эта женщина была в состоянии сделать его по-мазохистски счастливым, согласившись жить с ним бок о бок. «Хорошо, — говорил ты сам себе. — Никаких проблем, если в качестве компенсации я опять получу что-то вроде семьи, или нет?»

И все-таки ворох обрывочных мыслей о грядущих переменах не переставал досаждать тебе. Тогда ты повторял в уме какие-то сомнительные аргументы, уговаривая себя, что уж тебя-то это вовсе не должно волновать. Действительно, ты-то тут при чем?

«Это их дело», — убеждал ты сам себя.

Но подлые мысли возвращались вновь и вновь, как какая-то червоточина, и ты снова и снова начинал спорить с ними и выдвигать все новые аргументы. Опять же, симулировать равнодушие для тебя было бы чем-то новым.

Да. Вот именно.

После двух часов заплывов, вернувшись домой, ты застал отца за телефонным разговором. Почти застукал за чем-то недозволенным, порочным. Он сразу же напустил на себя холодный вид, но ты-то все равно догадался, что он разговаривал с мамой о чем-то очень личном. В первый момент ты пожалел, что прервал его, хоть и невольно, а мгновение спустя уже смущенно улыбался, понимая, что жизнь начинает принимать непривычный тебе оборот. Ты чувствовал себя двойственно.

В сущности, ничего плохого в том, что родители снова сходились, не было. В конце концов, говорил ты себе, пусть лучше мать — почти незнакомый человек, но с которой отца все-таки что-то связывало, чем какая-нибудь тридцатилетняя секретарша из конторы или кто-либо другой — все на одно лицо для тебя, чужие и далекие.

В любом случае тебе было смешно. После того как ты с детства привык к жизни по принципу «делаю, как считаю нужным», в совершеннолетнем возрасте на твою голову вдруг сваливается какая-то мать, которая собирается держать тебя на поводке, живя если не в одном с тобой доме (об этом разговора еще не было), то как минимум поблизости.

У тебя почти не было сомнений, что родители через какое-то время окажутся под одной крышей. А с ними вместе, в дальнем уголке двухэтажного коттеджа, оказалась бы и она, твоя сестра. Все-таки ты не имел представления, как относиться к такой перспективе.

Как бы там ни было, а настал тот день, первая суббота июня, когда father Даниэле и mother Антонелла впервые после многолетнего перерыва отправились на романтический ужин в ресторан. Не прошло и пяти дней с того момента, как мать и Сельваджа обосновались в Вероне, как пробил час и предсказание сбылось. Они обживали квартиру на улице Амфитеатра, ведущей к Арене[2], а ты и твой отец продолжали жить в домике с садом, в котором жил еще дедушка Бруно, отец твоего отца, единственный из дедушек, видевший ваше с Сельваджей рождение. Конечно, не твоя сестра и отношения с ней волновали тебя тогда. В сущности, вы были братом и сестрой, вы были одногодки и наверняка смогли бы договориться, черт побери. Новые отношения с матерью казались тебе куда сложнее. Тебе никак не удавалось определиться, с каким чувством ты принял бы ее в свою повседневную жизнь.

3

Вечером, в половине шестого, ты как раз выходил из душа, ничего не подозревая, когда услышал, как на первом этаже хлопнула входная дверь. Два голоса, мужской и женский, выкрикнули пару раз твое имя и затихли, уступив место звуку приближающихся шагов. Ты посмотрелся в зеркало, подумав с разочарованием, что теперь многое из привычной жизни уйдет навсегда, но потом прогнал прочь псевдобеспокойство, взял фен и тут же услышал стук в дверь ванной. «Джованни, ты здесь?» — это был голос матери.

Ты был там, Джованни? Физически, вне всякого сомнения, ты был там, но ты не взялся бы утверждать, что твоя голова, полная нерешенных вопросов, находилась там же, где и тело.