Анатом Да Коста - [6]

Тропическая гроза прошла, и на улице снова сияло солнце. В окно я видел, как быстро сохнут глянцевитые мокрые листья пальмы. Я снял очки и стал по привычке их протирать – я, дескать, высказался и больше не желаю тратить время.

Комиссар смотрел на меня несколько обескураженно.

– Вы знаете анатома Да Косту? – спросил он вдруг.

Озабоченный участью Анетты Жераес, я чуть было не ответил, что не знаю этого анатома. Но тут же сообразил, что комиссар наверняка видел адрес Да Косты в моем блокноте и что ложь может мне только повредить.

– Знаю, разумеется, – ответил я с видом человека, который пьет свой послеобеденный кофе. – Да Коста – один из самых знаменитых анатомов в мире и пользуется огромным уважением в нашей стране.

– Вот как! – воскликнул комиссар.

– Каждый образованный человек у нас знает имя Да Косты. Лично я переписываюсь с ним десять лет.

Интерес комиссара все возрастал. Чиновник старался успевать печатать мои ответы, но у него не хватало сноровки. Мне приходилось их повторять.

– Я считаю это большой честью для себя, – продолжал я, досадуя на то, что из-за медлительности чиновника весь мой пафос пропадает впустую. – Мы не уважаем только тех ученых, которые проповедуют хромосомную теорию и расизм.

– Я тоже не люблю расистов, – заявил комиссар, смущенно поглядев на свои руки с темной тыльной стороной и розовыми ладонями. – Но вернемся к предмету нашего разговора. Вы имели намерение увидеться с профессором Да Костой?

– Разумеется… Я хотел обменяться с ним мнениями по ряду вопросов, которые живо интересуют нас обоих.

Чиновник совсем запутался, комиссар помрачнел, а хмурое лицо мулата осветилось ехидной улыбкой. Я понял, что совершаю какую-то непонятную мне ошибку. Но в нашем обществе анатомы пользуются большим уважением, и поэтому я не сомневался, что в Бразилии дело обстоит так же. Я думал, что авторитет профессора Да Косты не только заставит федеральную полицию передо мной извиниться, но и рассчитывал на его помощь в освобождении и прелестной Анетты Жераес, которая не была анатомом.

– А почему вы не стали искать профессора Да Косту по адресу, записанному у вас в блокноте? – спросил комиссар.

Я горько улыбнулся.

– Почему, сеньор… Согласитесь, что ваш грубый агент отнял у меня всякую возможность сделать это.

– Сейчас вы будете иметь удовольствие увидеть профессора Да Косту.

Я загорелся радостным любопытством. Мне не терпелось увидеть, как профессор Да Коста защитит достоинство науки и поставит федеральную полицию на место.

Комиссар нажал кнопку звонка. Вошел полицейский-квартерон.

– Да Косту! – произнес комиссар резко.

Я был неприятно поражен. Федеральная полиция обращалась с моим знакомым коллегой, как с простым арестантом. Комиссар не упомянул даже его звания.

Бедняга Да Коста!.. Полицейский вытащил его из лаборатории в белом халате, поверх которого тот наскоро надел плащ, руки у него были выпачканы цветными жидкостями, которыми он, вероятно, окрашивал свои препараты. У Да Косты было длинное, узкое лицо с горбатым носом и поседевшими усами. От молодости осталась только привычка регулярно бриться – взъерошенные волосы и усы выглядели так, будто их не подстригали несколько недель. Мне показалось, что никакие женские руки – матери, супруги или сестры – не заботились о его одежде. Рубашка на нем была мятая, башмаки – стоптанные, брюки – почти без следов складок. Все это бросалось в глаза своим прискорбным контрастом с тем обликом элегантного молодого человека, почти красавца, который остался в моей памяти со времени нашей дружбы в Испании.

Но если внешность анатома Да Косты меня только удивила, то жалкое состояние его духа просто потрясло. Полицейский-квартерон не ввел, а попросту втолкнул его в кабинет комиссара. Несколько секунд близорукие глаза Да Косты мигали за очками беспомощно, сердито и тревожно, как глаза карманного воришки, доставленного в полицию.

Я тотчас понял все: Да Косту изменила однообразная и уединенная жизнь в степах лаборатории. Чтобы довести до конца исследование по анатомии, нужны чудовищное терпение, чудеса постоянства, отказ от удовольствий, которым свободно предаются другие люди. Да Коста пошел на это безумие – забыл весь мир ради своей работы. Но зато в мире было по крайней мере три анатома, которые интересовались пирамидными путями в спинном мозгу обезьян и могли признать его исследования в этой области кардинальными. Возможно, анатом Да Коста уже не знал другой жизни, кроме своей лаборатории, кроме красителей, микроскопов и препаратов, которыми он пользовался, кроме скучных немецких, французских и английских ежегодников по анатомии, которые он читал до поздней ночи. Возможно, он не подозревал о событиях в Китае, в Гватемале, в Чили или в самой Бразилии… Возможно, нежное лицо Анетты Жераес взволновало бы его не больше, чем телеграфный столб… И возможно, наконец, во всем этом была какая-то симпатичная чудаковатость, своеобразная романтика, которую надо было ему простить ради его научных заслуг. Но я знал по своему опыту, что характер у таких ученых-нелюдимов постепенно портится и что, когда их потревожат, они становятся злыми, как осы.