Анатолий Зверев в воспоминаниях современников - [25]

А вот история другой акварели. Как-то летом 1955 года Толя был у Румневых. В это время с дачи привезли букет белых кувшинок. Один цветок поместили в таз с водой, и Толя с Румневым сели работать. Каждый по-своему стал писать цветок. Толина кувшинка светилась бело-желтым сиянием на темном фоне воды. Она была настолько хороша, что Александр Александрович скопировал ее и на обороте листа написал, что это копия Александра Румнева с акварели Анатолия Зверева. Подлинник, вероятно, у кого-то сохранился, если не исчез в суматохе жизни.

Интересно отметить, что в ранние годы своего творчества Зверев работал сериалами, как бы взахлеб. Если он начинал какой-то новый сюжет, то уже не мог от него оторваться. Как мне помнится, началось это с серии пейзажей Коломенского. Румнев, почти не встречая среди Толиных работ зарисовок природы, посоветовал ему поехать в Коломенское и поработать там. Тогда этот уголок был далекой окраиной Москвы и производил еще впечатление живой природы. Шатровая церковь Вознесения, стоящая на крутом спуске к реке, красовалась на фоне заливных лугов москворецкой поймы, простиравшейся тогда до трассы Курской железной дороги. Теперь это пространство застроено жилым массивом «Печатники» и прежняя красота пейзажа в Коломенском утрачена. После первой поездки последовали другие, в результате которых появились пейзажи этих мест, выполненные в акварели и масле. Известно, что к этой теме он не раз возвращался и в дальнейшем своем творчестве. После увлечения Коломенским, появились две серии автопортретов. В одном случае он изображал себя с повязанным полотенцем на голове на фоне множества мелких крестиков. В другом — в овчинном полушубке, с поднятым мохнатым воротником и такими же отвернутыми лацканами. Эти серии сменили букеты, выполненные очень пастозно, маслом на оборотной стороне засвеченной фотобумаги большого размера.

Одна из живописных серий пятидесятых годов появилась, можно сказать, случайно. Толя из-за перелома ноги какое-то время был прикован к дому. Это было летом. И он, выходя на крыльцо, изображал гуашью в различных ракурсах открывающийся ему дворовый пейзаж с сараями, домиками-туалетами и заборами. Как мне помнится, исполнена эта серия была тоже на фотобумаге двумя тонами, зеленым и коричневым. По композиции и цвету эти работы были очень хороши.

В ранний период творчества любимым писателем Толи был Н. В. Гоголь. Темы его произведений вылились в большую серию рисунков, выполненных тушью с разработкой пером и кистью. Иллюстрированы были «Сорочинская ярмарка» и «Вий», «Страшная месть» и «Мертвые души». При иллюстрации «Мертвых душ» возникла заминка. Толя не знал, в какие костюмы одеть героев, и обратился к Румневу за помощью, просматривая в его библиотеке изобразительный материал по культуре России первой половины XIX века. На моей памяти это был единственный случай, когда Толе пришлось воспользоваться работами других художников для решения своей собственной творческой задачи. В этом первом гоголевском цикле Зверев уделил большое внимание самому автору, дав несколько трагично-печальных его портретов. Некоторые из них он сопроводил надписями, взятыми из гоголевских текстов.

В 1957 году в Москву приезжал знаменитый мим Марсель Марсо. Румнев хотел показать Толе совершенно необычное тогда для нас искусство пантомимы и взял его с собой на один из концертов. Со слов Румнева мне известно, что Толя был там с блокнотом, в котором делал зарисовки. Возможно, что у кого-то и хранится этот альбомчик Зверева. В это же время готовилась к печати книга Румнева «О пантомиме», и он очень хотел, чтобы Толя иллюстрировал ее мелкими рисунками на полях, об этом шли переговоры с издательством, но, к сожалению, они не увенчались успехом. Книга вышла с рисунками другого художника.

Николай Алексеевич, имея богатую фонотеку классической музыки, на протяжении многолетнего знакомства с Толей пытался привлечь его внимание к музыкальным записям, но этот вид искусства его не заинтересовал. Каждый год мы проводили свой летний отпуск в Теберде рядом с Домбайской Поляной. Николай Алексеевич, опытный турист-высокогорник, очень хорошо знал и любил этот один из красивейших районов Центрального Кавказа. В 1958 году мы пригласили Толю поехать с нами в Теберду. Хотелось, чтобы он отдохнул, увидел новые места и получил яркие впечатления. Вместе с нами он много ходил в горах, восхищался мощной красотой Кавказа с его водопадами, снежниками и ледниками. Естественно, на него обрушились огромные новые впечатления, которые не очень просто было «переварить». Весь месяц он не рисовал, не писал, и только в конце отпуска появилось несколько его работ маслом: «Вид из Теберды на вершины Домбая», «Дом с пирамидальными тополями» и «Сосна, освещенная солнцем». На посмертной выставке Зверева, которую проводил Фонд культуры в 1989 году, был «Горный пейзаж», вероятно отголосок тех далеких впечатлений…

На протяжении всего первого десятилетия своего творчества, Зверев, наряду с живописью и графикой, работал в технике гравюры на линолеуме. По его рассказам, этим он занимался дома у своего преподавателя из училища памяти 1905 года — Николая Васильевича Синицына. Толя ездил к нему в район Богородской улицы, ныне Краснобогатырской, идущей от Преображенской заставы до Лосиного Острова. Об этом человеке Толя всегда говорил с уважением и большой теплотой. У меня создалось впечатление, что дом учителя был одним из немногих в Москве, где Зверев чувствовал себя хорошо.