Анархизм. Суть анархизма - [94]

V

Новая анархическая доктрина; коммунистический и индивидуалистический анархизм

Ни Прудон, ни Штирнер не имели в анархизме непосредственных последователей и единомыслящей школы. И когда в шестидесятых годах получило жизнь современное анархическое движение, то оно тоже в весьма немногом примкнуло к этим теоретикам; только в последнее время снова замечается склонность видеть в них основополагателей. Однако в новом периоде своего развита теория анархизма не обнаружила более углубленной разработки. Стремление к немедленному использованию ее для практически-политического момента и заботы о подходящих эффектах и ясных для агитации аргументах и здесь также омрачили чистоту научных оснований. Там же, где была потребность в достаточном теоретическом базисе, там в запутанной и сбивающей с толку форме были слиты вместе, по существу, несоединимые дедукции выше исследованных писателей.

В дальнейшем я хочу ограничиться изложением только того, что можно признать теоретической сущностью новейшего анархизма, не принимая во внимание истории многочисленных, открытых и тайных, анархических союзов и не останавливаясь на судьбе руководителей и их помощников, а также оставляя без внимания агитационную литературу и борьбу с другими партиями или правительствами[1190].

В современном учении об анархизме выступают два друг другу противоположных направления.

Во-первых: Коммунистический анархизм.

Он основывается более на неясном эмоциональном стремлении, чем на тщательно продуманной теории социальной жизни; он исходит из собранных кое-как наблюдений и ощущений. Его фундамент образует братство; его целью является безграничная свобода каждого и притом полное равенство всех в пользовании.

Эти анархисты хотят такой общественной формы, при которой каждый член общества мог бы обнаружить во всем своем значении свое собственное «я», т. е. свои индивидуальные таланты и способности, желания и потребности. Они устраняют, следовательно, всякое правительство и допускают только организацию свободных сообществ в интересах общего производства. С другой стороны, они не исключают для себя и того взгляда, что отдельный человек представляет собой не свободное от общества существо, а его продукт, и что от него он имеет все то, что он представляет собой и что в состоянии сделать; таким образом, он может только возвратить обществу то, что раньше получил от него, хоть и в иной форме. Поэтому частной собственности не должно существовать. Все, что производится и будет производиться, представляет общественную собственность, на которую один имеет столько же права, сколько и другой, так как участие, которое принимает отдельный человек в производстве благ, не может быть определено никакими способами. На этом основании они провозглашают свободу пользования, т. е. право каждого свободно и беспрепятственно удовлетворять свои потребности.

Таким образом, было дано некоторое своеобразное соединение коммунизма с анархизмом, которое во многом напоминает стремления Бабефа (1795) и выражается в формуле: «Каждый — по своим способностям, каждому — по его потребностям!»[1191]

Если бы кто-либо захотел спросить, каким образом возможно такое идеальное состояние вообще, то на это ему ответили бы, что он не знает рабочих. Эти последние — так гласит обыкновенно разъяснение — совсем не такие скверные эгоисты, как буржуа; когда они покончат с этими буржуа путем насильственной экспроприации, когда произойдет последняя революция, они уже будут в состоянии устроиться как следует.

Это направление можно рассматривать в настоящее время как господствующее среди большинства анархистов. Особенно близкое участие в разработке этого направления принимали русские писатели, и прежде всего умерший в 1873 году Бакунин, а затем Кропоткин; к нему же принадлежит множество французских и вообще романских анархистов; а также и много немецких социалистов, оставивших учение социализма. С этим направлением в последнее время связывается «пропаганда действием»; ввиду того, что в правовом велении и государственных законах оно видит только насильственные акты, оно считает себя вправе отвечать на них тоже насилием; или еще грубее — оно хочет возбудить внимание напуганного мира ужасающими делами, для того чтобы натолкнуть на мысль о несостоятельности существующей принудительной организации в противоположность идеальным свободным товариществам братского коммунизма.

Во вторых: Индивидуалистический анархизм.

Его учение может претендовать на больший теоретический интерес, чем учение только что рассмотренных социальных стремлений, которым он хоть и симпатизирует за их тенденцию, но которые по отношению к их доктрине, а также и по отношению к их практическим приемам он оспаривает, как ошибочный. Он насчитывает за собой в анархистских группах меньшинство. Его главными представителями в современной литературе являются Тукер[1192] и Макай[1193].

В чрезвычайно интересной книге[1194] этот последний писатель вводит читателя в сутолоку социальной жизни Лондона, именно, поздней осенью 1887 года, когда в Чикаго происходили анархистские процессы и приковывали к себе с одинаковым напряжением как взоры революционеров, так и взоры буржуазного мира. В авторе живет необыкновенный дар пластического описания и проникновенного изображения, и в его книге можно прямо-таки изучить Лондон издали.