Анархия - [9]

У этого удивительного князя была страстная вера в народ. Его жажда справедливости не позволяла ему отрешенно мудрствовать, ведя академически бесстрастные изыскания. Каждая его книга, каждая статья по истории, экономике, этике, даже биологии пронизаны его личными убеждениями, явно или неявно утверждают коммунистическое мировоззрение (конечно, в его личном понимании). И в книге о Французской революции он доказывает: стремление к «коммунизму в потреблении» исходит из народных масс, а не от отдельных теоретиков; именно для народа характерно убеждение: «только избыток в припасах может быть предметом торговли; необходимое же принадлежит всем».

К истории общества и истории земной природы он подходил с единых позиций, умея тщательно собирать факты и обстоятельно их анализировать, из их огромного разнородного неорганизованного множества выстраивая законченные и правдивые картины реальности.

Но это еще не все. Пожалуй, его необычайная проницательность, чистота и сила мысли в значительной степени определялись народностью (вспоминается столь же самобытный и неповторимый пример Ломоносова).

Петр Кропоткин никогда не претендовал на роль вождя и поводыря «темных масс», несмотря на то что изо всех, пожалуй, российских революционеров был не только одним из самых образованных, но и достиг наивысших успехов в научном познании. Его интеллектуальный потенциал был колоссальным. Он активно пропагандировал политические, экономические и социальные идеи, которые считал верными, распространял в народе основы научных и философских знаний. Однако делал это чрезвычайно деликатно, только убеждая и не посягая на традиционные святыни. Оставаясь атеистом, не позволял себе оскорблять чувства верующих или вторгаться в область их духовных переживаний. Впрочем, его атеистическая мораль в значительной степени смыкалась с нравственным учением Иисуса Христа. Даже революционный переворот, который он считал стихийным и неизбежным, по его мнению, следовало сделать максимально мирным, дабы сохранить единство и духовное здоровье народа.

Нравственные ценности для Кропоткина всегда были первичны и в личной жизни, и в общественной деятельности. Не частная, групповая, партийная или даже классовая мораль вдохновляла его, а высшая, предполагающая абсолютную ценность человеческой жизни и свободы, совести, справедливости, милосердия, добра.

Кропоткин в своем понимании человека исходил прежде всего из уважения к его личному достоинству. Князь, получивший блестящее образование, беседовал с безграмотными мужиками как равный, а не как вождь, поучающий и призывающий, бросающий в толпу зажигательные лозунги. Он был не трибуном, а просветителем. Стремился жить в полном единении с народом, не поступаясь, конечно, собственными убеждениями и знаниями. Так, впрочем, ведет себя всякий нормальный гражданин, не обуянный жаждой власти, благ и привилегий. В этом смысле князь Кропоткин был подлинной частицей своего народа. На этом были основаны и его политико-социальные взгляды как анархиста.

Общество, по мнению Кропоткина, должно «стремиться установить в своей среде известное гармоническое соответствие — не посредством подчинения всех своих членов какой-нибудь власти, которая считалась бы представительницей всего общества, не попытками установить единообразие, а путем призыва людей к свободному развитию, к свободному почину, к свободной деятельности, к свободному объединению». Он предполагал главнейшей общественной целью предоставить полную свободу личности, неформальным объединениям, союзам, кооперативам.

Это может показаться полной утопией. Как же так? Если всем — свободу, то начнется полный хаос, разгул насилия, стихии, одним словом — анархия! И к этому-то призывал Кропоткин?!

Да, призывал именно к этому, в полной уверенности, что народ — это не скопище алчных и хищных зверей в образе человеческом, которых необходимо прельщать лживыми посулами, пугать карами земными, держать в жесткой узде, в ежовых рукавицах. По убеждению Кропоткина, люди звереют и дичают, преисполняются жестокости и цинизма, одурманивают себя наркотиками, пьянством именно потому, что имущие власть и капитал унижают и подавляют трудящихся. Поэтому и происходит рост преступности, антиобщественных поступков, разгул хулиганства и хищений. Чем могущественней становятся органы подавления личности, тем активней она противодействует (сознательно или неосознанно) внешнему давлению. Чем больше «блюстителей порядка», тем больше преступников. Народ отстраняется от обеспечения собственной безопасности и правопорядка, порой более сочувствуя его нарушителям (грабителям награбленного), чем «блюстителям».

«Неужели вы думаете, — вопрошает Кропоткин, — что противообщественные поступки в самом деле предотвращаются судьями, тюрьмами и жандармами? Неужели вы не видите, что судья… доносчик, шпион, тюремщик, палач, полицейский… в действительности представляют, каждый из них, центр разврата, распространяемого в обществе?.. Мы требуем одного: чтобы эти гнусные государственные учреждения не делали людей худшими, чем они есть!» Он предлагает каждому трезво оценить обстановку и убедиться, «какое ничтожное значение имеет в обществе принуждение сравнительно с добровольным соглашением».