Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - [19]

– Реанимация!

– Добрый вечер, это Голицына. Можно Марию Викторовну?

– Добрый вечер, Наталья Сергеевна, сейчас посмотрю, только Мария Викторовна была занята.

– Я подожду.

Было слышно, как девочка (интересно, кто это, по голосу не узнать) шла быстрым шагом по паркету, спрашивала у кого-то, видели ли Марию Викторовну, и наконец Наталья услышала родной голос.

– Але!

– Машка, это я. Ты почему не звонишь, случилось что-то?

– Да как тебе сказать? И случилось, и не случилось. Машка перешла на трагический шепот. – В общем, наркотики пропали из сейфа.

– Когда?! – выдохнула Наталья. Это было понастоящему неприятно.

– Похоже, утром, когда смену сдавали. У нас сегодня и работы-то, как следует, нет, все на допросы таскаемся.

– Господи, только этого не хватало! А кто обнаружил?

– Сейчас иду, – сказала уже не в трубку Машка, а в трубку прошептала: – заведующий, я тебе после позвоню.

Что заведующий? Пропажу обнаружил, или ее, Машку, позвал для чего-то? Всегда эта Машка влипает в истории.

– Мама, что случилось? – это Полина – ушки на макушке – все хочет знать.

– Потерялись лекарства.

– И чем ты теперь малышек лечить будешь? – заволновалась Полина.

– Не знаю, наверное, другие лекарства дадут. – Кто даст, аптека?

– Да, наверное, аптека.

– Ты, мамочка, тогда не расстраивайся. Волноваться вредно.

Наталья обняла дочку. Как она выросла! Уже может давать советы, смотри-ка, «волноваться вредно». Наверное, в садике воспитатели так говорят. Кстати, сегодняшний случай надо все-таки, без конкретных имен, довести до заведующей, еще не хватало, чтобы в детском саду обсуждалась ее личная жизнь.

За окнами, между тем, стемнело, из открытого по случаю хорошей погоды окна потянуло прохладой. Полина стала тереть глаза – верный признак того, что хочет спать.

– Давай-ка я тебя уложу.

– А правда, что завтра у меня день рождения? – Правда.

– И будут гости?

– И гости, и подарки, только завтра, а сейчас кроватка твоя уже скучает, спрашивает, когда Полина придет спать.

Да, надо спать, день был тяжелый.

В конце дня оперативники устроились в кабинете РОВД. Уже были допрошены свидетели – дама из пятнадцатой квартиры, охранник Андрей и другой охранник – Сергей Васильевич. Уже появился первый подозреваемый – тот самый ушедший ненадолго охранник Миша, с которым разговаривал участковый Фомин. Его мобильный не отвечал, самого его никто не видел, а одежда висела в каморке на плечиках – куртка, рубашка с коротким рукавом, светлые брюки, светлые же туфли. Дома, в Ногинске, он уже два года не был, где жил в Москве, никто не знал. В охранном агентстве, которое обслуживало этот дом, о Михаиле Коваленко говорили неохотно. Он ни с кем не дружил, особенного рвения к службе не выказывал, но работу выполнял добросовестно и, что называется, замечаний не имел. Адрес? Да, адрес был записан при приеме на работу, вот и адрес, пожалуйста, только он говорил, что оттуда съехал, а куда, пока не уточнил. Старший лейтенант Игнатьев слетал на квартиру, с которой, по сведениям, Михаил съехал, и получил подтверждение, что, да, съехал еще перед Новым годом, расплатился полностью, и побольше бы таких аккуратных жильцов. Никаких зацепок, где искать этого Мишу, не было. Служебная собака со странной кличкой Никитич взяла было след, но, помотав группу по лестницам подъезда, заскулила, как только оказалась во дворе. Это было совсем не нужное действо – собака, но надо было что-то делать, и вот следователь Сергей Иванович придумал вызвать кинолога, чтобы хоть как-то оживить расследование. Жители всех квартир в домах были опрошены, но никто ничего подозрительного не видел, выстрела не слышал, и все дружно жалели убитого. Женщина из пятнадцатой квартиры тоже ничего интересного, кроме того, что стояли двое и разговаривали, не сказала. Мало ли, о чем мог участковый разговаривать с женщиной? Может быть, она у него дорогу спрашивала, заблудилась и искала какой-то дом? И охранники тоже ничего не знали, потому что Петр Петрович попросил их выйти. А Миша потом исчез так стремительно, что они решили, будто участковый дал ему какое-то поручение.

Алексей уже поговорил с сослуживцами, которые встречались с Фоминым в последние дни. Видимо, Петр Петрович вел свое расследование, потому что много времени проводил в архиве, интересовался кражами драгоценностей в Москве и Питере, доставал Терехина вопросами по делу об убийстве Горчаковых. Вот и с Алексеем он тоже об этом хотел поговорить, заодно и пивка попить, но не успел. К его жене поехал полковник Сухомлин, но пока еще не вернулся. Понятно, что не с расспросами поехал, хотя она может что-нибудь знать – они жили дружно и, возможно, Петр ей рассказывал о своих делах. Тело увезли в морг, вскрывать будут завтра, а может быть, и не завтра, ведь в праздничные дни патологоанатомы не работают. А сегодняшний день стремительно улетал, уже и сумерки, и нормальные люди спешат домой или на дачи. За город надо непременно успеть уехать сегодня, потому что завтра все равно центр города будет занят демонстрациями, половину улиц перекроют, а на другой половине весь транспорт будет стоять в пробках.

Все заметно устали. Не было того азарта в глазах, который всегда бывает в начале расследования, когда есть надежда на раскрытие по горячим следам. Сидели, вытянув ноги, попивали чай с вареньем, которым регулярно снабжала отдел теща Сережи Пестрова. Разговаривать не хотелось. Алексей перед тем, как идти к себе, попросил еще раз обойти два дома, еще раз оглядеться во дворе. Поэтому чай пили медленно и с чувством, оттягивая, по возможности, момент вставания из-за стола.