Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - [17]

– Это наш сомелье, – пояснил мэтр, – официанты подойдут, как только вы пожелаете.

Сомелье развернул винную карту и наклонился над столом:

– Предложу вам вот это, это и это, – ворковал он, водя наманикюренным ногтем по строчкам.

– Ну хорошо, я посмотрю и выберу.

Сомелье моментально исчез, как будто растворился в воздухе. Иван углубился в карту вин. Все было серьезно. Названия вин написаны на языке страны-производителя, марочные вина выделены особым шрифтом. Цены – в у.е. – тоже очень серьезные. Иван только недавно приехал из Франции. Регулярное посещение французских ресторанов входило в программу его тогдашнего пребывания в стране, поэтому он невольно сравнивал. Сравнение было в пользу Москвы. Интересно, каково оно будет с гастрономической точки зрения? Но подумать об этом он не успел, потому что за соседним столиком стала собираться компания, и он невольно прислушивался к молодому трепу и присматривался к молодым людям. Они все были хорошо одеты и беспардонно молоды – лет по двадцать – двадцать пять. Отмечали, похоже, окончание сессии, делились планами на каникулы. Когда приехали его друзья, компания была уже прилично «навеселе».

Василий был из тех близких людей, с которыми можно не видеться годами, а начать говорить с той фразы, которой закончили при последней встрече. Иван его очень любил. Они созванивались нечасто, при встречах больше молчали, но думали всегда в унисон.

Разговор велся, в основном, вокруг его карьеры. Он только что получил новое назначение – в Берлин. Василий все расспрашивал, а его жена Татьяна много смеялась, кокетничала, рвалась танцевать, ела, пила, веселилась от души. Ивану она нравилась. Не красавица, но очень обаятельная и милая, Татьяна была настолько органична в своем нежданном веселье, что Иван ей искренне завидовал.

Он хорошо помнил тот момент, когда за соседним столиком произошло какое-то движение, и к ним не совсем уверенной походкой стала пробираться Ландыш Юсуповна собственной персоной. Иван замер от изумления, а Ландыш Юсуповна неожиданно для Василия схватила его сзади за воротник пиджака и стала тянуть на себя. Движение было выполнено с молодецким размахом, но силенок у девушки не хватило, и Василий, дернув шеей, легко освободился от ее хватки. Поскольку она была за его спиной, он ее не заметил и продолжал разговор. Тогда Ландыш Юсуповна вдруг пискнула:

– Стоять, когда с вами женщина разговаривает!

Василий недоуменно повернул голову, увидел барышню, и на его лице появилось свирепое выражение.

– Девушка, идите к себе, еще не хватает тут скандала!

Тихий голос преподавателя подействовал на Ландыш Юсуповну магически. Она, как кролик под взглядом удава, пошла, только не вперед, а стала пятиться назад, глядя при этом прямо в глаза Василию. Иван вскочил со своего места и поддержал ее, иначе она налетела бы спиной на официанта, балансирующего с подносом тарелок.

– Ах, и вы тут? – удивилась барышня.

Иван добродушно, как ему показалось, улыбнулся ей:

– Не отчаивайтесь, сдадите!

– Да как вы не понимаете? Если я не сдам это проклятое право, отец мне не купит путевку в Куршавель.

– Ну, это не смертельно, – сказал рассудительно Иван, в следующий раз будете лучше готовиться.

Вечер встречи друзей продолжался с небольшими переключениями на соседний столик. Был объявлен белый танец, и Ландыш Юсуповна пожелала танцевать непременно с Иваном – хорошо воспитанный человек не может отказать даме в такой малости, как танец. Потом куда-то делся ее кавалер, и Иван поехал ее провожать – не оставлять же даму, тем более, не совсем трезвую, одну ночью. Таксист никак не мог взять в толк, что Иван провожает девушку только до квартиры, а не остается у нее ночевать. Он просил заплатить, не желая ждать Ивана, а потом с облегчением вздохнул, когда тот, не прошло пяти минут, вышел из парадной. Утром выяснилось, что в его телефоне появилась новая запись, и запись эта была – Ландыш. Игра началась – они стали встречаться.

С ее именем была беда – поначалу он не знал, как ее называть. Ну, странное же имя! Какое-то мужское! Тогда она сказала:

– Называйте меня Ландышкой, так меня мама зовет.

Свидания были раз от раза продолжительнее, а действия все откровеннее, и, когда Ивану пришло время уезжать, она всплакнула и предложила ему познакомиться с родителями. Он тогда отговорился нехваткой времени, но, уехав, вдруг стал о ней скучать, часто звонить, в общем, проявлять все признаки влюбленности. Ландышке это льстило: он был уже взрослым, при деле, не то что ее малолетние сверстники. Знакомство с ним и так подняло ее в глазах подруг, а уж когда во время лекции раздавался зуммер ее мобильника, и она, закатив глаза (ну что я могу поделать, если он так влюблен), громким шепотом просила его перезвонить, был вообще триумф! С ее папой он познакомился прошлой осенью, когда приезжал на похороны. Папа уважительно пожал Ивану руку, выразил соболезнование, спросил, чем может помочь. Помочь было не надо – уже все сделала незаметная соседка, которую он даже не запомнил, а вот знакомиться в таком подавленном состоянии тоже не следовало. Ивана все раздражало. Ландыш была неестественно оживленной, ее отец – излишне гостеприимным, а мать – совершенно незаметной. Иван даже сначала принял ее за прислугу. За столом – да, был же стол, весь уставленный восточными блюдами – говорил только Юсуп Ильдарович. С первых слов стало ясно, что его, Ивана, прочат здесь на роль зятя, иначе бы не принимали столь торжественно. В конце вечера Юсуп Ильдарович, проникнувшись к Ивану доверием, с потаенной гордостью демонстрировал близость к сильным мира сего, называя известных политиков по именам, вспоминая забавные случаи, коим он был свидетель. На Ивана эта эскапада впечатления не произвела, что, впрочем, отца семейства не огорчило, и монолог он закончил в роли добродушного дядюшки, покидающего молодежь, дабы дать ей отдохнуть от стариков. Прощаясь, он назвал Ивана сынком и, как бы между прочим, сказал, что для дочери не жалеет и в дальнейшем не пожалеет ничего, а будущего зятя устроит на такую должность, о которой любой молодой человек может только мечтать. Игра продолжалась.