Анализ современного мифотворчества в новейших исследованиях по язычеству - [8]

Таким образом, роль женщины в языческом сообществе растет не "как будто", а вполне закономерно и осмысленно, и, безусловно, разнообразнее и перспективнее, чем в однозначно и догматически патриархальных религиях.

Социальный и идейный смысл современного язычества

Основная новация, которую привнес автор в эту работу по сравнению с "Неоязычеством на просторах Евразии — появление теплых интонаций, желания как бы по-человечески понять и дружественно разобраться. Ну, как мы уже посетовали, не настолько дружественно, чтобы слишком близко подойти, но местами почти тепло.

Напомнив с самого начала читателю, что, конечно же, язычники эти безграмотные невежды и опасные для общества шовинисты, автор предлагает затем взглянуть на них с хорошей человеческой точки зрения:

"Но возможен и третий подход, связанный с изучением самих основ неоязыческого мировоззрения, включающих отношение к таким вечным вопросам бытия, как жизнь и смерть, человек и природа, личность и общество, гендерные отношения, символика и пр. Именно об этом и пойдет речь в данной работе."

Ранее мы уже показали, на каком уровне был проведен анализ философии язычества и гендерных отношений. Посмотрим, как преломилась в статье социальная тема.

Среди наблюдений В.А. Шнирельмана есть, конечно же, немало верных. Он отмечает и наличие среди язычников людей, приверженных к советским ценностям, и популярность язычества среди части сотрудников силовых структур.

А вот один из завершающих выводов:

"Движения, подобные неоязыческому, показывают глубокое разочарование людей, и прежде всего молодых, в способности государственных структур наладить нормальную жизнь… Окончание революционных преобразований и сложение новой бюрократической номенклатуры при резком сужении каналов социальной мобильности фактически лишают многих социально активных людей права и возможности участия в принятии важнейших решений, определяющих их жизнь. Не желая мириться с этим, они выбирают альтернативные пути, одним из которых и служит неоязычество."

Мы тоже позволим заметить в этом выводе что-то удивительно знакомое. Это же стандартное рассуждение из арсенала научного атеизма тех же советских времен, употребимое для объяснения любой религиозности или контр-культурности.

Как автор обосновывает эту мысль? Видимо, всем предшествующим доказательством, насколько никчемны все языческие занятия и основания. Вывод: иначе как от безнадежности невозможно в это удариться.

Естественно, что даже очевидная активность язычников (охрана памятников и природозащитные мероприятия, разработка социальных концепций национального уровня, участие в современной политической жизни) при этом намеренно и неубедительно принижается.

Полагаем, в связи со всем этим, что и вывод о причинах увлечения язычеством совершенно произвольный. Он не подкреплен реальным социологическим анализом, сравнением уровня жизни и личностного развития язычников, и контрольных групп среди представителей других религий, или безверующих и атеистов.

В связи с очевидным изменением публичной ситуации, автор несколько изменяет и свой прежний тезис об обязательном якобы присутствии в языческих объединениях антисемитизма. Но успешно заменяет его идеей обязательной ксенофобии. Это удобная, но также тенденциозная подмена. Язычники патриотичны, они заботятся о процветании своего сообщества и стремятся ограничить бесконтрольные утечки местных и национальных ресурсов. Но так же ведет себя любое сообщество, и оценивать такую позицию как фашизм, расизм или ксенофобию — значит лицемерить и вводить двойной счет для разных народов и ситуаций.

И, наконец, в завершение статьи Шнирельман предлагает нам, язычникам, альтернативу:

"… определяя "народ" как органическое и даже расовое сообщество и идеализируя его, оно придает новый смысл их жизни и возвращает утраченную идентичность. В то же время эта идентичность имеет оборонный характер и по необходимости включает образ врага. Вот почему ей в той или иной мере присуща ксенофобия. Русское неоязычество находится на распутье, и перед ним открываются две дороги — либо продолжать культивировать ксенофобию, что ведет к неонацизму, либо сместить акцент на экологическую безопасность, феминистские идеи и раскрепощение человека от чрезмерного пресса современной массовой культуры, как это уже сделали многие западные неоязыческие группы. Какой путь изберет русское неоязычество, покажет будущее."

Однако реальные процессы в современном язычестве протекают парадоксально. Разделившись, грубо говоря, на "расистов" и "экологистов", языческое движение сохраняет и некоторое единство, взаимопроникновение, перемешивание и частичное сходство взглядов и позиций. "Либеральные" язычники остаются патриотами и умеренными консерваторами в вопросах личного и общественного жизнеустройства. А ультрапатриотические течения под воздействием относительно большей адаптации отделившихся от них групп, переходят на более приемлемый язык и образ действий. Резкое разделение сменяется сближением, и эти процессы совершаются волнообразно.

Как пример более внимательного и не предвзятого изучения явлений в современном язычестве мы можем привести исследование, проведенное в рамках проекта "Энциклопедия современной религиозной жизни России". Об основных выводах этого проекта докладывала в январе 2004 года А. Струкова в московском центре Карнеги. Исследователи приняли во внимание и сложность процессов, невозможность разделения разных видов язычества, и необходимость с вниманием относиться к самоназванию и самоопределению язычников, как любой другой конфессиональной и общественной структуры.