Анализ мировых систем и ситуация в современном мире - [31]

Гегемония, следовательно, не состояние, а скорее один из концов того текучего континуума, которым описываются отношения конкурирующих великих держав друг к другу. На одном конце этого континуума — почти совершенное равновесие сил, ситуация, при которой существует множество держав, более менее равных по силе, и они не собираются в четко очерченные или длительно существующие группы. Так бывает редко, и такое положение неустойчиво. Для середины этого континуума характерно существование множества держав, более или менее сгруппированных в два лагеря, однако при наличии нескольких нейтральных или колеблющихся элементов, и ни одна из сторон (и a fortiori ни одно отдельно взятое государство) не в состоянии навязать свою волю остальным. Это статистически нормальная ситуация соперничества внутри межгосударственной системы. На другом же конце (континуума) находится ситуация гегемонии, также редкая и неустойчивая.

Теперь вы можете понять, что именно я описываю, но можете и недоумевать, почему я озабочен тем, чтобы дать этому явлению имя и, следовательно, сфокусировать на нем внимание. Это происходит потому, что я считаю гегемонию не результатом случайного расклада карт, но феноменом, который возникает в специфических условиях и играет важную роль в историческом развитии капиталистического мира-экономики.

II

Если использовать наше ограничительное определение, единственными тремя случаями гегемонии должны быть Объединенные провинции (Голландия) в середине XVII в., Соединенное Королевство в середине XIX в. и Соединенные Штаты Америки в середине XX в. Если кто-то настаивает на точных датах, я бы на пробу предложил в качестве предельных временных границ 1620—1672 гг., 1815— 1873 гг., 1945-1967 гг. Но, конечно же, было бы ошибкой пытаться быть слишком точным, когда наши измерительные приборы одновременно столь сложны и столь приблизительны.

Я хочу предложить четыре области, происходившее в которых, как мне кажется, было аналогичным во всех трех случаях гегемонии. Точнее говоря, эти аналогии ограничены. И еще точнее, поскольку капиталистический мир-экономика в моем понимании — это единый постоянно развивающийся объект, отсюда по определению следует, что общая структура гегемонии была различна в каждый из трех моментов времени. Различия были реальным результатом долгосрочных тенденций миросистемы. Однако и структурные аналогии также были реальны, отражая циклические ритмы той же самой системы.

Первая аналогия касается последовательности достижения и потери относительной эффективности в каждой из трех экономических областей. Я считаю, случилось то, что в каждом случае предприятия, расположенные в данной державе, достигали своего преимущества сначала в области аграрно-промышленного производства, затем в торговле и затем в финансах[108]. Я считаю, что они теряли свои преимущества в такой же последовательности (в третьем случае процесс начался, но еще не завершился). Гегемония, таким образом, относится к тому короткому интервалу, в котором преимущество существует одновременно во всех трех экономических сферах.

Экономическое положение державы-гегемона

Аграрно-промышленное

преимущество

Торговое

преимущество

Финансовое

преимущество

Гегемония

ВРЕМЯ

Вторая аналогия должна касаться идеологии и политики державы-гегемона. Подобные державы в период их гегемонии имеют тенденцию выступать как адепты глобального «либерализма». Они выступали защитниками принципов свободного движения факторов производства (товаров, капиталов и труда) по всему миру-экономике. Они были в целом враждебно настроены по отношению к меркантилистским ограничениям в торговле, включая существование заморских колоний для более сильных стран. Их либерализм простирался до общей поддержки либеральных парламентских институтов (и одновременного отвращения к политическим переменам насильственными методами), политических ограничений произвольной власти бюрократии и поддержки гражданских свобод (при одновременном открытии дверей для политических изгнанников). Они старались обеспечить высокий уровень жизни для трудящихся классов своей нации, высокого по мировым стандартам соответствующего времени.

Ничто из этого не следует преувеличивать. Державы-гегемоны постоянно делали исключения в своей политике анти-меркантилизма тогда, когда это было в их интересах. Державы-гегемоны постоянно охотно вмешивались в политические процессы, происходящие в других государствах с тем, чтобы обеспечить свое преимущество. Державы-гегемоны могли производить существенные репрессии у себя дома, если это было необходимо для обеспечения национального «консенсуса». Высокий жизненный уровень трудящихся классов был жестко ранжирован в зависимости от этнической принадлежности. Тем не менее совершенно замечательно, что либерализм как идеология . процветал в этих странах точно в периоды их гегемонии, и в такой значительной степени процветал только там и только в эти периоды.

Третья аналогия — в модели глобальной военной силы. Державы-гегемоны были прежде всего морскими (теперь — морскими и воздушными) державами. На своем долгом пути к гегемонии они, казалось, очень неохотно развивали свои сухопутные силы, открыто обсуждая потенциальное ослабление и истощение государственных доходов и человеческих ресурсов, являющиеся следствием ввязывания в войны на суше. Несмотря на это, в итоге каждая держава-гегемон приходила к выводу, что она должна развивать сильную сухопутную армию для того, чтобы противостоять главному сопернику на суше, который, казалось, собирается превратить мир-экономику в мир-империю.